Мне некогда! В поисках свободного времени в эпоху всеобщего цейтнота

Но, по мнению Бьюкенена, Закон о развитии детей был не чем иным, как «большим скачком в никуда», задевающим основы американского образа жизни. Он и сегодня продолжает считать так же. Сидя в кресле, Бьюкенен начинает говорить громко, страстно и без перерыва, как будто он находится не у себя в кабинете, а на дебатах перед камерами тележурналистов. «Когда рос я и все мое поколение, никто нам ничего не диктовал. Мы просто выходили гулять и делали все, что хотели, в своих дворах. Мы сами себе придумывали игры. Мы сами учились, как нам поступать. Вы приходите домой из школы, и мама угощает вас домашним пирогом. И это естественный путь развития, – говорит Бьюкенен, мать которого работала медсестрой, прежде чем стала примерной домохозяйкой, воспитывающей девятерых детей. – Это гораздо лучше, чем отдать ребят в какие-то детские сады».

Как многие консерваторы, которые остались непоколебимыми в своем мнении, Бьюкенен говорит, что он хотел сохранить «естественные» традиционные семейные ценности, где отец зарабатывал бы деньги, а мать занималась домашними делами. «Мы чувствовали, что общество, сконцентрированное вокруг семейного очага, было здоровым обществом, – говорит мне Бьюкенен, – и мы не хотели никаких доисторических учреждений, в которые должны были бы ходить миллионы детей».

Бьюкенен вспоминает, что, пока законопроект продвигался к рассмотрению Конгрессом, он съездил в Советский Союз. Это был напряженный период холодной войны, гонки ядерных вооружений и страха перед безбожным коммунизмом. Он был крайне потрясен тем, что увидел: «Мы познакомились с малышами четырех, пяти, шести лет, которые воспитывались в духе ленинской доктрины. Они могли наизусть прочесть отрывки из трудов о коммунизме, как я когда-то цитировал Священное Писание еще в начальной школе. И либеральные демократы пришли в такой же ужас, как и республиканцы». После поездки Бьюкенен еще больше убедился, что бездушное государство, вечно занятые матери и дети, растущие на «фабрике подрастающего поколения», – это не то будущее, которого заслуживали США. Он пообещал себе сделать все возможное, чтобы законопроект не был одобрен Конгрессом{182}.

Бьюкенен быстро нашел поддержку консервативных писателей, журналистов и активистов, которые стали везде говорить и писать, что закон привел бы к «советизации» американских семей. Многие называли его попыткой установить контроль над мыслями по Оруэллу и первым шагом к тоталитаризму. Газеты пестрили громкими заголовками «“Большой брат” ждет ваших детей»{183}. Филлис Шлафли[25] и другие выступали против законопроекта, считая, что работающие матери должны вновь стать домохозяйками, и утверждая, что «никто не может заменить детям их матерей»{184}. А радикальные феминистки, требовавшие круглосуточных детских садов, только помогли Бьюкенену с аргументацией, что дошкольные учреждения будут способствовать разрушению семей{185}.

С укреплением правого крыла коалиция, поддерживавшая законопроект, стала ослабевать. Мнения разделились. Законопроект прошел, но уже без такой сильной поддержки со стороны обеих партий, как это было в самом начале{186}.

Когда законопроект попал в Овальный кабинет, некоторые советники Никсона рекомендовали ему побыстрее подписать его, говоря, что такой универсальный закон о дошкольном образовании помог бы ему «получить большую часть электората» среди работающих матерей, с которыми у Никсона как раз были определенные проблемы{187}. Но президент был озабочен ростом правых сил внутри собственной партии, которым активно не нравилась его умеренная социальная политика и визит в коммунистический Китай. Правые уже готовились к наступающим праймериз[26], и это, по словам Бьюкенена, «укрепило его позиции в отношении законопроекта».

Бьюкенен, как он теперь говорит, уже было приготовился к войне. Вместо этого Никсон удивительно легко согласился на вето. «Бывают сложности. Когда обсуждаются такие вещи, как принудительные перевозки школьников в автобусах, вы постоянно встречаетесь, обсуждаете, не соглашаетесь… Но что меня здесь удивило – это то, как легко мы выиграли, – говорит Бьюкенен. – Мне удалось убедить его не только экономическими аргументами (“мы не можем себе этого позволить”), но и философскими. Думаю, это произвело на него неизгладимое впечатление».

Бьюкенен написал для Никсона послание Конгрессу с изложением причин наложения вето на законопроект. Он предостерегал от «радикальных» и «ослабляющих семью» положений законопроекта. Говорил о том, что центры раннего развития детей не только создали бы «армию бюрократов», но и снизили бы «авторитет родителей и их вовлеченность в воспитание детей – особенно в раннем возрасте, когда у детей закладываются основы социализации, формируется сознание и начинают складываться религиозные и моральные принципы». Законопроект был, по его словам, просто неамериканским.

«Мы хотели не просто уничтожить законопроект, – говорит мне Бьюкенен, – мы хотели добиться того, чтобы даже разговоры о нем никогда не повторялись».