Мне нельзя тебя любить

Но почему-то перспектива оказаться через полчаса на сцене перед жителями Печорска разгоняет по крови легкий страх. А как подумаю, что я буду не одна, а с другими кандидатами, один из которых Быстрицкий, так и вовсе дурно становится.

«Соберись, тряпка!», приказываю себе.

Но как я ни пытаюсь сконцентрироваться на речи, не получается. Скорая встреча с Быстрицким не даёт покоя. Как мне себя вести? Сделать вид, что мы незнакомы? Или сухо поздороваться и отвернуться? Надеюсь, зная теперь, кто я на самом деле, он сам не захочет со мной разглагольствовать. Все-таки одно дело — голая незнакомка на дороге, а совсем другое — твой соперник на выборах.

За десять минут до начала выступления я поднимаюсь с крутящегося кресла и еще раз оглядываю себя в зеркало. На мне строгий брючный костюм темно-синего цвета, сверху будет норковая шуба до колена. Я долго размышляла, какую верхнюю одежду надевать: дорогую шубу или простой пуховик. Все-таки выйти в мехах к людям, зарплата которых меньше, чем стоимость набоек на моих сапогах, — не лучшая идея.

Но, зараза, здесь очень холодно! Просто околеть можно. А со сцены нельзя будет уйти, пока не выступят все кандидаты. И фиг его знает, на сколько они затянут свои речи. Достаточно того, что я буду без шапки.

Надеваю шубу, плотно ее застегиваю и выхожу за дверь. Но и двух шагов сделать не успеваю, как распахивается следующая по коридору дверь и появляется… Быстрицкий.

От неожиданности я замираю. Он тоже. Но всего лишь на секунду, потому что уже в следующее мгновение бровь Льва взметается вверх, а лицо принимает игривое выражение.

— Ирина Максимовна! Какая встреча! — восклицает. В его тоне отчетливо слышится ирония.

Я набираю в грудь побольше воздуха, растягиваю губы в такой же издевательской усмешке, как у Льва, и делаю несколько шагов ему навстречу.

— Добрый день, Лев Александрович, — цежу с улыбкой сквозь зубы.

— Рад снова вас видеть.

— Не могу сказать, что это взаимно.

Лев издаёт смешок и пробегается взглядом по-моему лицу. Мы стоим довольно близко друг к другу, наверное, в полуметре. Нос вдруг улавливает его запах: такой же, как в доме отдыха, когда мы целовались. Тогда мои легкие наполнились его ароматом до предела, и на ничтожную долю секунды я оторвалась от реальности.

— Вы тепло одеты? — Быстрицкий придирчиво оглядывает меня сверху вниз и обратно. — Трусы, надеюсь, в этот раз на вас — не прозрачные две ниточки? А то отморозите себе самые важные места, а вам еще рожать…

Возмущение приливает к моему лицу горячей кровью. Я чувствую, как полыхают щеки и уши. Открываю рот, чтобы ответить на наглое заявление Быстрицкого, но слова застревают в горле комом.

— Если что, я прихватил для вас тёплые трусы с начесом. Заехал по дороге на один из своих рынков. Надо?

У меня рука чешется — так сильно я хочу залепить Быстрицкому пощёчину. Его глаза смеются, на физиономии насмехательское выражение, и это злит меня еще больше.

— Почему бы вам ни приберечь эти трусы для вашей жены? — буквально выплёвываю.

Из насмехательсокго лицо Быстрицкого вмиг становится кислым, будто он лимон проглотил.

— Или для ваших любовниц, — продолжаю.

— У меня нет любовниц, — тут же отвечает.

— Да? — округляю удивленно глаза. — То есть, человек, который не изменяет своей жене, просто так берет и целует первую встречную девушку? И делает это настолько легко, как будто поцеловать кого-то за спиной у жены — это все равно что почистить зубы.

— И зачем ты целовала меня в ответ, если знала, кто я? И знала, что я женат? — сейчас Лев серьёзен. Я бы даже сказала, напряжен.

Придвигаюсь к нему вперед и тихо говорю на ухо:

— Чтобы убедиться, что ты изменяешь жене. Упс, примерный семьянин Лев Быстрицкий, который со своей женой со школьной скамьи, не такой уже и примерный.

Ответом мне служит тихий смех над моим ухом.

— И что? Ты правда думаешь, что сможешь обойти меня, если расскажешь, что я якобы изменяю своей жене? Ты правда думаешь, что из-за этого люди за меня не проголосуют?

В этом Быстрицкий, черт возьми, прав. Если народ узнает о его изменах, это, конечно, подмочит его репутацию, но не настолько, чтобы люди отказались за него голосовать. Все-таки он им тут работу создал.

— Это мой город, Ира, — продолжает и вдруг кладёт ладонь мне на талию. — Зря ты приехала.

Между его рукой и моей кожей толстая шуба, пиджак и рубашка, а я все равно чувствую, как начинает гореть бок.

Я слегка отстраняюсь назад и заглядываю Быстрицкому в лицо.

— Я тебя обойду, — говорю твёрдо.

Лев слегка качает головой.

— Нет.

— Ты не знаешь, на что я способна.

— А ты не знаешь, на что способен я.

Это правда. Я не знаю, на что способен Быстрицкий, но человек, который подчинил себе весь город, очевидно, способен на многое.

— Передай своим боссам в Москве, которые тебя сюда прислали, что черта с два у них получится подмять наш город и наш регион.

Лев переместил ладонь с моей талии на поясницу, и сейчас, как будто бы, слегка обнимает меня.

— Рад был снова тебя увидеть, Ира, — Лев неожиданно касается губами моей щеки. — Поужинаем как-нибудь?