Мне нравится, что Вы больны не мной…

Зерна огненного цвета

Брошу на ладонь,

Чтоб предстал он в бездне света

Красный как огонь.

Советским вельможей,

При полном Синоде…
— Здорово, Сережа!
— Здорово, Володя!

Умаялся? — Малость.

— По общим? — По личным.
— Стрелялось? — Привычно.
— Горелось? — Отлично.

— Так стало быть пожил

?— Пасс в некотором роде.
…Негоже, Сережа!
…Негоже, Володя!

А помнишь, как матом

Во весь свой эстрадный
Басище — меня-то
Обкладывал? — Ладно

Уж… — Вот-те и шлюпка

Любовная лодка!
Ужель из-за юбки?
— Хужей из-за водки.

Опухшая рожа.

С тех пор и на взводе?
Негоже, Сережа.
— Негоже, Володя.

А впрочем — не бритва —

Сработано чисто.
Так стало быть бита
Картишка? — Сочится.

— Приложь подорожник.

— Хорош и коллодий.
Приложим, Сережа?
— Приложим, Володя.

А что на Рассее —

На матушке? — То есть
Где? — В Эсэсэсере
Что нового? — Строят.

Родители — ро́дят,

Вредители — точут,
Издатели — водят,
Писатели — строчут.

Мост новый заложен,

Да смыт половодьем.
Все то же, Сережа!
— Все то же, Володя.

А певчая стая?

— Народ, знаешь, тертый!
Нам лавры сплетая,
У нас как у мертвых

Прут. Старую Росту

Да завтрашним лаком.
Да не обойдешься
С одним Пастернаком.

Хошь, руку приложим

На ихнем безводье?
Приложим, Сережа?
— Приложим, Володя!

Еще тебе кланяется…

— А что добрый
Наш Льсан Алексаныч?
— Вон — ангелом! — Федор

Кузьмич? — На канале:

По красные щеки
Пошел. — Гумилев Николай?
— На Востоке.

(В кровавой рогоже,

На полной подводе…)
— Все то же, Сережа.
— Все то же, Володя.

А коли все то же,

Володя, мил-друг мой —
Вновь руки наложим,
Володя, хоть рук — и —

Нет.

— Хотя и нету,
Сережа, мил-брат мой,
Под царство и это
Подложим гранату!

И на раствороженном

Нами Восходе —
Заложим, Сережа!
— Заложим, Володя!

Савойя, август 1930

Из цикла «Провода»

<Борису Пастернаку>

Des Herzens Woge schaumte nicht

so schön empor, und würde Geist,

wenn nicht der alte stumme Fels,

das Schicksal, ihr entgegenstande[7].

1