Мне нравится твоя ложь (ЛП)

И вот однажды мой отец подошел ко мне с красными, опухшими от слез глазами, с голосом, отягощенным скорбью, готовый сказать мне, что она умерла. Кажется, я знала, что он это сделал. Об этом мне поведало отсутствие мести. Если бы кто-то другой застрелил ее, отец уничтожил бы весь город, лишь бы отомстить за нее, но вместо этого всего лишь провел небольшую погребальную церемонию с закрытым гробом под дождем. Мне хотелось, чтобы этот гроб оказался пуст. Но на самом ли деле было лучше верить в то, что она бросила меня?

Возможно, именно поэтому я спала с моим телохранителем. Это был способ оказаться ближе к моей матери, быть похожей на нее спустя годы после ее ухода. Конечно, тогда я не понимала, что двадцатиоднолетний мужчина, интересующийся четырнадцатилетней девочкой, это плохо. Не думаю, что он хотя бы заботился о моем теле. Он был наркоманом, а я была его дозой. Трахать дочь босса — было еще одним риском. Мужчины, которым платил мой отец, не имели настоящих резюме или планов на пенсию.

Они никогда до нее не доживали.

На крыше стрип-клуба мы находимся в тысячах миль от этого мира. Вдали от смокингов и бальных платьев. От любви, ревности и мести.

Есть только человек, который хочет трахнуть меня, прикоснуться ко мне, заставить меня объезжать его сапог.

Человек, который заплатит за это право.

В стенах клуба он платит наличными. На крыше он платит подаренным оружием и неожиданной мягкостью. Платит задумчивостью, но это все равно валюта. И поэтому я позволяю себе расслабиться. Он откладывает пистолет и разворачивает свою куртку, как одеяло. Затем я устраиваюсь, положив голову на его руку и глядя вверх.

— Как долго ты здесь живешь? — спрашиваю я.

Я не собиралась задавать вопрос, но он все равно сорвался с уст. Мы не должны сближаться. Трахаться, сосать, но не задавать вопросов и не искать ответов.

— Не долго, — говорит он, глядя в небо. — Я не остаюсь подолгу на одном месте.

— Звучит неплохо, — бормочу я. Не пустив корни, не придется их вырывать.

— Иногда… В некоторых случаях я задаюсь вопросом, как бы это было — иметь все, что мне нужно, прямо у меня под рукой. Еду, кровать. Секс.

— У тебя это есть. — Это не должно наводить на размышления. То есть, он может купить их в ресторане или мотеле. Или в стрип-клубе.

Но когда он смотрит на меня, в его глазах горит огонь и намерение, как будто он наконец берет то, что принадлежит ему. Слова меняются и обретают напряженность. Они становятся его вкусом и теплой курткой, на которой мы лежим. Они становятся сексом, в котором я ему скоро уступлю.

Кип пробегает взглядом по моему вытянутому телу. На мне штаны для йоги и майка, но под его взглядом я уже обнажена. Он раздевает меня глазами, оставляя голой, уязвимой и странным образом не объятой стыдом.

— Ты прекрасна, — произносит он хрипло.

Я вздрагиваю, потому что Байрон говорил мне это. Конечно, его слова были комплиментом лично ему, похвала за то, что он нашел идеальный аксессуар для своей жизни.

Кип замечает.

— Тебе не нравится это слово.

— Нет. Да. Я не знаю, — я тихо посмеиваюсь. — Это сложно. Я похожа на свою мать.

Это то, что всегда говорил мне отец с легким оттенком грусти в глазах.

В моих глазах тоже, должно быть, горе, потому что Кип говорит:

— Ее больше нет.

— Это было давно. Мне казалось, что я с этим смирилась, но почему-то думаю о ней намного больше. Возможно, потому что Клара платит за ее грехи. Может быть, потому что я тоже.

Он молчит мгновение.

— Думаю, что мы никогда не смиримся с прошлым. Оно всегда формирует нас.

Тогда как оно формирует тебя? Но я стараюсь не задавать этот вопрос. Я думаю, что со спокойствием, окружающим нас, пока мы так близко к звездам, он мог бы сам рассказать мне. И что мне тогда делать? Я не могу заботиться о мужчине. Меня не волнует ничего, кроме моей сестры. Все, что я дам себе, — это одну ночь с человеком, которого я выберу.

Потому что, когда я беру его руку и кладу на свою грудь дело, вовсе не в оплате.

Выдыхая, Кип обнимает меня. Толстые пальцы поглаживают кожу выше края майки, пока тяжелая ладонь согревает меня сквозь ткань. Я все еще слышу, как он говорит, что я прекрасна, но он сдерживается, задумывается.

— Я вижу тебя, — наконец бормочет он. — Только тебя.

Это его способ задержать меня в настоящем, и он работает. Кип меня видит, потому что ничего не знает о моем прошлом. Он не знает, откуда я пришла или куда иду. Мне так надоело быть дочерью моего отца, дочерью моей матери, защитником моей сестры. В данный момент я — только я. Всего лишь теплое тело для использования, и я хочу быть им для него.

— Ты хочешь, чтобы я сейчас станцевала для тебя? — шепчу я, хоть и сказала, что не буду.

Он медленно качает головой, глаза на его лице темные и серьезные.

— Тебе не обязательно танцевать. Тебе даже не нужно двигаться. Просто позволь мне заставить тебя чувствовать себя хорошо.