Читаем Мне нравится все то, что принадлежит другим полностью

Сорок пар глаз устремились к Губернатору, но тот оттолкнул прилипшего к нему Хвоста и гордо показал черную ладонь.

На середину умывальника, пряча руки в карманы, нехотя вышел тощий, прыщавый зек по кличке Шмыгла.

– Мой грех, – повинился он. – Не судите строго. Нечистый попутал.

– На этот раз братва тебя прощает, – махнул рукой Левша. – Но на эту ночь поменяешься постелью с Плешивым. И стекло с матраса не убирай. Будем считать, что ты йог Робиндранат Тагор. Можешь спать в робе. А тем, с чьей подачи стекло насыпал, передай, что я уже забыл то, что они только начинают понимать. А сейчас волоки гармошку и конфеты.

Шмыгла облегченно вздохнул и еле слышно произнес:

– Гармонику хоть счас доставлю. А за "Раковые шейки" хоть убейте. Их еще вчерась, после отбоя под одеялом умял насухо. До сих пор в горле комом стоят.

– Конфеты на гармошке отыграешь, – нашел решение Левша. – Будешь целую неделю веселить братву блатными напевами.

Шмыгла согласно кивнул головой и понуро поплелся в барак.

Из дальнего угла выдвинулся Горбачев, перевернул волшебную кастрюлю, внимательно обследовал изнутри и, ничего не обнаружив, вопросительно поднял вверх указательный палец.

– Ничего не ясно. А куда котяра запропастился? Тут что-то не так. Не обошлось без черного магнетизма.

– Кот ушел в гости к профессору Куклачеву, – ответил Левша, – и любопытных президентов, которые страну развалили, просил сегодня его не беспокоить по пустякам.

Сергеич не угомонился и продолжал выражать неудовлетворение.

– Любишь ты, Лев, образованных людей в неудобное положение ставить и компроментировать. А сам самоуправством занимаешься. Может, все – таки, зря самолично Шмыгле скощение сделал и с нами не посоветовался – недовольно и кровожадно прошипел Горбачев – мало того, что Шмыгла прошушарился, так он еще есть интригант гнусный. И заслуживает наказания. Хотел, было, прикуп на Плешивого сбагрить. А тут еще и кот, как в воду канул. Недоразумение.

– Тебе, Михал Сергеич, не угодишь Ты же сам кота обозвал прохиндеем. Вот он и не захотел с тобой общаться – упрекнул Горбачева Левша.

– А я был не прав в своих суждениях, – ловко вывернулся Горбачев, – видимо, кот действительно с образованием. Хорошо, что он не сплоховал и внес ясность в энтом вопросе. Ведь мы могли Плешь-Папье руку сломать безневинно. А то и чего похуже. Хорошо, что гонца в блаткомитет не успели послать. Может, стоило со Шмыглы спросить по всей строгости и отвинтить ему клешню по локоть? Что бы другим неповадно было.

– Не судите и не судимы будете. Прощайте, и вам простится, так сказано в Писании, – впервые за все время уверенно произнес Плешивый Губернатор.

Он, с видом победителя, снисходительно и миролюбиво потрепал своего защитника по горбу, расправил плечи и добавил:

– А кот мог превратиться в ворона и улететь.

Это было что-то новое, и Левша посмотрел на него другими глазами. "А педофил не такой уже и простой, как кажется",- подумал он.

Левша положил на тумбочку две пачки чая, сыпанул горсть мятных "Барбарисок" и кивнул Губернатору.

– Я смотаюсь по делам, а ты завари две трёхлитровки и угости эту ботву. Когда все улягутся, у меня к тебе будет серьёзный разговор.

В далекие сталинские времена зеки свободно могли передвигаться по лагерю и заходить в любой барак. В семидесятые, по режимным соображениям, территорию зоны разделили на локальные сектора и установили ограждения. А у каждого зека на груди появилась бирка, привязывающая его к определенному сектору, покидать который имели право только бригадиры и активисты.

Левша достал из каптерки свою старую телогрейку с биркой 7-го отряда, белой краской исправил несколько букв на фамилии, перед семеркой дорисовал единицу, а на рукаве сделал надпись "Бригадир". По меркам свободы такие действия можно было квалифицировать как подделку паспорта и служебного удостоверения. Теперь, нарядившись в эту телогрейку, он приобретал право беспрепятственно пересекать локальные сектора и мог добраться до 17-го барака.

Левше повезло. Зеки семнадцатого отряда почти все улеглись и только одинокий шнырь-уборщик лениво тер тряпкой полы. Левша повесил телогрейку на крючок в раздевалке и прошелся по коридору.

"Шнырь на зоне это все равно, что дворник на свободе и лучшего собеседника не сыскать", – обрадовался Левша.

– Привет всем, кто норму выполняет, – поздоровался со шнырем.

Уборщик выкрутил тряпку и недовольно посмотрел на незваного гостя.

– Привет в тумбочку не положишь. Что ты хотел?

– Бросай уборку. Надо поговорить, – предложил Левша.

– Об чем говорить, когда нечего заварить, – заважничал уборщик.

Левша достал стограммовую пачку индийского чая, пачку сигарет с фильтром, и вручил шнырю.

– Угощайся, сват приехал.

– "Индюха" это дело. – обрадовался уборщик.

Шнырь сразу же подобрел, и пригласил в каптерку.

Когда чифирнули, Левша нехотя поинтересовался:

– А, что это пару недель назад мой земляк у вас на отряде кони двинул? По болезни или как?

Шнырь докурил сигарету до самого фильтра и забычковал в, служившую пепельницей, банку из под "шпрот.".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры