Мы выходим из кофейни и вместе садимся на заднее сиденье автомобиля, у меня в руках чашка с горячим кофе. Муж помогает мне устроиться, улыбается мне, кладет тяжелый рюкзак рядом со мной и нечаянно толкает мою руку с кофе. Кофе выплескивается мне на руки и колени. Горячо! Чистая одежда, в которой я еду на работу (ехать еще два часа, и мы опаздываем) вся в мокрых темных пятнах. Я молчу и ощущаю обожженной кожей липкие сливки и кофейный «Sweet´n Low», чувствую, что ноги, руки и пальцы совсем мокрые. Все нормально: я в полном порядке, и это истинная правда. Смотрю, не покажутся ли волдыри. Волдырей нет.
Он говорит: «Прости, я так виноват». Он потрясен. Я замечаю мысль: «Он видел, что у меня в руках кофе» — и понимаю, что, если бы поверила ей, вспышки гнева не миновать; как только я отмечаю это, мысль тут же мягко возвращается туда, откуда пришла. Также я замечаю, что эта мысль сопровождается легкой улыбкой, — так улыбаешься, когда слышишь хорошую шутку. (Я не могу точно знать, осознавал ли он наличие чашки с кофе в моих руках, когда клал на сиденье рюкзак, — хоть он и видел, как я его покупала.) «Он должен был помнить о кофе». Нет, неправда. Я понимаю, что и сама не смогу вспомнить то, чего не помню. Это невозможно. «Он обо мне не заботится». Как я могу это знать? И тоже — какая глупость! Он всю жизнь обо мне заботится. И, кроме того, можете ли вы заставить себя заботиться о каком-то человеке, если вы о нем не заботитесь? Такое тоже невозможно.
Мы едем по трассе, и мой ум время от времени пытается как-то прокомментировать случившееся. И не находит ни одной веской причины сердиться, страдать, обижаться, нападать или обосабливаться. Когда с помощью бумажных салфеток мы разделались с лишней влагой, в погожий весенний день оставалось только любоваться проплывавшими за окном пейзажами Новой Англии, держать мужа за руку — благо, моя рука освободилась, — шутить о разлившемся кофе, улыбаться и продолжать наше (по моему мнению) очень приятное путешествие.