- Ну все, мы скоро вернемся. Пойдем, Коля, чего встал как вкопанный? – бурчит под нос Тамара, закрывая за собой дверь.
- Только не говори, что уходишь, Аля.
- Как ты догадался?
- По твоему лицу. Ты настолько боишься остаться наедине с мужем, пусть и бывшим, что готова сбежать? – скидывая с себя простынь, как ни в чем не бывало бросает Стас, делая шаг вперед. Останавливается, демонстрируя серьезное лицо и абсолютно голый низ.
- Ты что мне членом сейчас угрожаешь? Что это за движения? Накинь простыню, нечего перед чужими людьми яйцами светить.
- Я вообще-то ими перед тобой свечу, - немного обиженно выдает Стас, забираясь ко мне на скамейку, предварительно накинув на нее свою простыню.
- Я твой член, как, собственно, и яйца, знаю вдоль и поперек. Прикрой свое хозяйство. Не хватало еще, чтобы Тамара вернулась и узрела тебя голым.
- Я ей не дамся. Это все только твое. Хочешь потрогать? – улыбаясь произносит Стас, а я дура двадцативосьмилетняя лыблюсь в ответ.
- Хочу, - уверенно произношу я. На самом деле я действительно хочу потрогать, только не то, что имеет в виду Стас.
- Серьезно?
- Ага, - медленно тяну руку к паху, забавляясь его реакцией, и сразу накидываю на его хозяйство простыню. Ловлю разочарованное выражение лица Стаса и резко приподнимаю руку вверх, прикладываю пальцы к его ключице. Освещение в бане не самое лучшее, но почему-то сейчас я более четко вижу до куда идет его шрам и другую отметину внизу живота, которую едва заметила еще тогда на кухонном столе. Только сейчас, в отличие от того раза, он не одергивает мою руку, не сжимает, а просто молчит, не оказывая ни малейшего сопротивления. Да, сейчас он мне дает себя трогать. Осматриваю его тело, замечая все новые и новые отметины. Они почти не видны, если не всматриваться и не проводить пальцами по коже.
- Брехло кукурузное?
- Что? – поднимаю взгляд на Стаса, который, как ни странно, улыбается. Вполне себе искренне.
- Ну ты же хотела сейчас сказать, что я брехло кукурузное и эти отметины не результат падения от катания на лыжах.
- Я не так хотела сказать, но…
- Суть одна, - заканчивает за меня Сафронов. - Я разбился на машине. Без жертв, но с некоторыми последствиями для себя, - неожиданно легко выдает Стас, от чего хочется его ударить за наигранную легкость. – Ну разве шрамы не украшают мужчин? – встает с сиденья, демонстрируя мне голую задницу, прихватывает веник и возвращается назад, присаживаясь рядом.
- Не знаю, - растерянно бросаю я. - Как давно это было? – задаю вопрос, а сама начинаю тихо себя ненавидеть. Хочется спросить совершенно другое: как, что за последствия. А вместо этого «как давно». Дура! Какая к черту разница было это полгода назад или больше. Вот только кинуться на него с интересующими меня вопросами – не могу. Очень хочу, но не получается. Язык словно к небу прирос.
- Почти сразу после развода. Ложись на живот, Алька, я тебя веником побью.
- Нет. Мне давно уже пора отсюда уйти. Знаешь же, что я терпеть не могу бани, - приподнимаюсь с сиденья, затягивая сильнее простыню, но Стас тут же перехватывает меня за руку и усаживает обратно.
- Надо, Аля, надо. Я из тебя сейчас все плохое изгоню.
- Про себя не забудь, - резко бросаю я.
- Не забуду. Сначала я тебя побью, потом ты меня… веничком. Ну как?
- Я первая, - предлагаю я, прикусывая губу, чтобы не засмеяться.
- Комбинацию из трех пальцев показать? Первый я, Аля. Ложись. Будем окончательно мириться.
- Битьем вениками? – скептически интересуюсь я, а сама внутри испытываю необъяснимое чувство радости.
- В том числе.
- Может идея не плохая, но мы не одни, в чужой бане. И так уже налажали.
- Не бойся, они не придут, пока мы не выйдем.
- Откуда вдруг такая уверенность?
- Я попросил Вольского оставить нас одних. Ну а тут Тамара сама его раньше времени увела. Так что не трусь, Алька.
Сафронов стаскивает с меня простыню, кладет ее на сиденье, я привстаю с места и застываю, глядя на кислое лицо Стаса.
- Трусы?! Мать твою за ногу, кто ходит в баню в трусах?!
- Я.
- Снимай давай.
- Разбежалась.
Ложусь на свою простыню, подкладываю под голову руки и жду. А еще улыбаюсь, сама не зная почему.
- Ты там живой?
- Определенно, апельсинка, - проводит рукой по моему бедру вверх, задевая резинка трусиков. И тут до меня вдруг доходит.
- Почему апельсинка?!
- Да у тебя ножки чуток целлюлитные стали.
Сволочь! На больную мозоль, можно сказать, наступает. Как только узрел при таком свете?! Глубокий вдох и выдох.
- Ну главное, что мне мои бедра нравятся.
- Ой, а мне как нравятся, - игриво шепчет Стас, стягивая с меня трусы. – Я, кстати, пошутил про целлюлит. Думал ты взбесишься и от злости не заметишь то, что я стягиваю с тебя трусишки.
- Я взбесилась. И заметила. Зачем ты мне жопу оголил?
- Чтобы бить, зачем же еще, - усмехается Стас и проводит ладонью по попе. А потом резко замахивается ладонью по ягодице. Не могу сказать, что больно. Нет, просто неожиданно. Но больше всего удивляет то, что дальше Сафронов начинает мять мои «булки».
- Стас?
- Ммм?
- Ты веником меня собирался бить, а не пирожки из моих ягодиц лепить.