Мне отмщение

   Аль-Мамун прикидывал, что если казнить всех виновных, за день они не управятся. Помост уже сколачивали - высокий такой. Ничего не объявляли, но людям и так было ясно - для нерегиля. О его предательстве и страшных деяниях в Медине рассказывали истории одна другой ужаснее. А уж про ночное его нападение на дворец говорили такое... Оооо, от этих рассказов люди бледнели и заказывали еще чаю. Абу аль-Хайр выходил в ползающих по Басре слухах героем: рискуя жизнью, скрутил страшную тварь и лично отволок в темницу.

   На завтрашний день назначен был в Умм-Касре большой прием. Ко двору предписано было явиться всем чиновникам и именитым купцам без изъятья. Даже из столицы аль-Мамун приказал явиться важнейшим должностным лицам. Принцу Ибрахиму аль-Махди в том числе. Ну а что ж, не каждый день казнят главнокомандующего, в конце-то концов.

   Матушка засыпала аль-Мамуна умоляющими письмами пощадить Тарика - почему-то ссылаясь на волю Всевышнего и его ангелов: мол, как же ты, сынок, хочешь им вернуть подарок с головой не на шее, не боишься ли ты божественного гнева и прочего.

   Аль-Мамун только хмыкал, читая корреспонденцию: в то, что Тарика подарили аш-Шарийа ангелы, он не верил. Его наставник, аль-Асмаи, был ярым мутазилитом, и в богословских диспутах защищал идею естественной причинности - а не предопределенности. Одним словом, аль-Мамун полагал, что Яхье ибн Саиду просто повезло в его рискованном путешествии. В путешествие же его отправили отчаяние и туманный намек из непонятного видения наставника - молящимся в пустыне часто являлись образы и слышались голоса, но аль-Асмаи учил доверять только свету разума, в котором отделялось доброе от злого.

   Так что угрозы матушки не возымели на Абдаллаха никакого действия. Не получив ответа и отчаявшись, госпожа Мараджил сослалась на нездоровье и ехать отказалась. А вот Ситт-Зубейда уже прибыла и живо обсуждала с невесткой, надевать ли на прием парадную безрукавку-борану, сплошь расшитую рубинами.

   Супруга аль-Мамуна Буран рвала и метала все две недели без перерыва - прям с того дня, как ко двору представили Арву, и эмир верующих вошел к ней этим же вечером. И с тех пор не отпускал от себя, даря вниманием и призывая в спальню. Мединке уже послали отравленную грушу и зарезали приставленного к ней евнуха. Арва плакалась в слезных песнях.

   Понятное дело, все взоры в Басре прикованы были к происходившему в хариме Умм-Касра. "И что, прям подошла и сорвала с шеи ожерелье? Вах, прям взяла и сорвала, сказала - мое, сучка, не трогай? Вах, какие страсти, ты подумай...". Да, Буран показала себя, это точно. И по щекам певичку била, и золото с шеи дергала, и одежду ношеную присылала, отбирая новую.

   Так что о том, что эмир верующих подарил какому-то чиновнику рабыньку, никто и не вспоминал. Кому нужна никому не известная певичка, когда тут такое! Близящаяся казнь нерегиля! В хариме халифа что ни день - ссора и крики!..

   ...- Исполнено, - тихо сказал голос Якзана аль-Лауни.

   - Оставь нас, - тихо приказал в ответ аль-Мамун.

   - Разрешаю поднять голову и смотреть на меня, - это он уже сказал нерегилю.

   Тот посмотрел - довольно дерзко.

   - Красавец, - аль-Мамун покачал головой. - Но согласись: ты это заслужил. Как ни вступались за тебя, как из передряг ни вытягивали - ты все растоптал, как взбесившийся ишак. Так что - не обессудь. Не каждый год кувшин возвращается от воды целым.

   Тарик только дернул плечом и прижал уши.

   - Что дядюшка в письме про тебя наврал, мне известно. Но ты заслужил смерть по двум причинам. Первая - своей дракой с Джунайдовой женой ты в который раз опозорил мою прабабку. Молчать!..

   Сидевшее перед ним существо сейчас очень походило на рассерженную кошку: когти выпущены, глазищи прищурены, и к тому же шипит. Пошипи-пошипи, Тарик, я тебе не братец, я тебя не боюсь.

   - После вашей драки вся Басра болтала исключительно об одном: как Айша умм Фахр прелюбодействовала с сумеречником, а святой шейх наставил ее на путь истинный. Мать моего деда не заслужила такой посмертной славы. Молчать!..

   Пошипи-пошипи. Это он, аль-Мамун, должен шипеть - ибо дело воистину приняло непотребный размах и получило огласку. Дошло до того, что в Умм-Касре одна из только что купленных невольниц исполнила - во всеуслышанье! - стихи о любви Айши и Тарика. Девушку пришлось тут же умертвить, и это послужило хорошим уроком всем желающим распускать языки.

   - Но это еще не все. Твой шипящий язык, - бестрепетно продложил аль-Мамун, - следовало бы отсечь - вместе с головой - еще и по другой причине. Мы нашли старуху, которая в ту ночь подошла к вам с Арвой во дворе приемов. Она была карматской шпионкой. Враги действовали прямо и четко: поднесли к тебе горящую головню - и ты взорвался, как горшок с зубьянским огнем. Ты глупец, Тарик. А глупец с такой силой, как у тебя, более опасен, чем полезен. Мне не нужен главнокомандующий, которым карматы вертят, как хотят.

   Ага-ааа, засопел, пальцами подол рубашки-то замял. Стыдно тебе, стыдно, злобному дураку. Как ребенка тебя провели - в который раз, и ничему-то ты не научился...