Мне повезло

И я начала курить. Сначала ради забавы. Но только с тех пор, как мы живем вместе с Паскуале, я стала курить по-настоящему и много: это неизбежно, когда ты постоянно находишься рядом с курящим мужчиной. Хотя и по сей день дает себя знать моя прежняя неопытность, из-за которой я выгляжу скорее смешной, а не роковой женщиной. Например, когда я закуриваю, то делаю почему-то не вдох, а выдох…

По правде говоря, я не люблю запах сигаретного дыма и его вкус; больше того, как люди некурящие (или бросившие курить), я ненавижу запах холодного пепла, так что, едва покурив, я первым делом бегу выбрасывать окурки из пепельницы. В курении мне нравится — и от этого я не могу отказаться — сам ритуал: поднести сигарету ко рту, зажать ее в губах, поиграть с выдыхаемым дымом.

Но жить — это прежде всего иметь дочку, которую можно любить не таясь, которой можно заниматься, как занимаются своими детьми обычные матери. С тех пор как родилась Клаудия, я соглашаюсь работать в кино только во время ее каникул: не могу и не хочу оставлять дочку одну в период учебы. Я воспитала ее свободной: нетрудно представить себе, что для женщины, пережившей то, что пережила я, свобода — одна из главных ценностей. Но если Клаудия куда-то собирается, особенно вечером, мне надо знать, куда именно она идет и с кем, — я не стесняюсь быть матерью, которая, не ложась спать, ждет возвращения дочери.

Жить — это, конечно, и ссориться. Ссориться с дочерью, которая растет и у которой такой же независимый характер, как у ее отца. Ссориться с ее отцом: наши отношения свежи, так как они всегда были бурными.

Неправда, что жизнь — это большая спокойная река. Я, во всяком случае, в это не верю: опыт научил меня тому, что спокойствие очень часто противопоказано жизни или, по меньшей мере, делает ее сонной и скучной…

Не Клаудия, а Клод — отчаянный парень

Берт Ланкастер всегда называл меня необыкновенной. По-своему, он, вероятно, был прав, потому что, как он говорил, в моем характере было больше от парня, чем от женщины: я отличалась не столько женской слабостью, сколько мужской силой.

Так что, думаю, он был близок к истине. Все началось еще с детства. Может, потому, что я хотела соответствовать имени Клод, мальчишескому имени, и всегда стыдилась девчоночьей хрупкости. В подростковом возрасте даже мои мечты были скорее мальчишечьими: я хотела быть естествоиспытателем. В результате, чтобы подготовиться физически к ожидавшим меня в жизни трудностям, я усердно занималась спортом. Была даже чемпионкой по волейболу и баскетболу, много времени уделяла легкой атлетике…

Послеобеденные часы я проводила не перед зеркалом за примеркой платьев или накладыванием грима, а на стадионе. Спорт шел мне на пользу: еще совсем девчонкой я понимала, что физкультура, тренировки, соревнования способствуют не только физическому, но и умственному развитию… Жаль, что сейчас я так разленилась: глядя на меня сегодня, трудно себе представить, насколько другой я была тогда.

И все же… И все же, памятуя о том, что еще подростком я бросала вызов самой себе, впоследствии я сумела перенести этот прием на свою работу. Например, невзирая на то, что у меня порой бывают головокружения, в фильме Хатауэя «Мир цирка» я на трапеции без страховочной сетки повисала головой вниз, выполняя «лягушку»… И только потому, что мне постоянно нужно доказывать самой себе, что я справлюсь, что я могу справиться со многим. В фильме «Поджигательницы», в котором я снималась вместе с Брижит Бардо, я не только сама гарцевала на лошади, но и Брижит уговорила. Но уж и носилась я, как настоящий дьявол: видевшие это за голову хватались. И еще я стреляла: из ружья, из пистолета, из чего угодно. Все это мне нравилось тогда, очень нравится и сейчас: ведь это часть так захватывающей меня «игры в кино».

«Попси Поп» мы снимали в Венесуэле. Режиссером был француз Жан Эрман. В этом фильме я не раз рисковала жизнью. Так, например, производственная часть требовала, чтобы я падала в воду. Я — рада стараться — падала, не удосужившись проверить, как обстоят дела. К счастью, у меня был телохранитель, не отходивший от меня со своим мачете ни на шаг: съемки велись в джунглях, а там шутить не приходится. Когда я бросилась в воду, как и было предусмотрено сценарием, этот человек с мачете заорал: «Пираньи, пираньи!» Только тут я осознала, что прыгнула в самую гущу хищных пираний. Хорошо, он помог мне быстренько выбраться на берег.

В том же фильме с вертолета должны были спустить веревочную лестницу, чтобы я ухватилась за нее и поднялась на вертолет, летевший метрах в ста над землей.

Вертолет прилетел, сбросил лестницу, я схватилась за нее, а когда начала карабкаться вверх, лестница лопнула. Лишь потом я узнала, что она была не настоящая, какими оснащают вертолеты, а кое-как сляпанная нашими бутафорами.