Мне приказал ОН

- Сейчас пойду проверю, говорит интендант и плетется к яблоне. Точно, орет он через некоторое время. - Ну ты даешь, парень. Спустимся вниз, бутылка твоя.

- А у нас здесь есть еще одна. Серега, где наша..., - Лешка сразу обмяк и прислонился к соседнему дереву.

Я достаю из кармана только что начатую бутылку.

- Ребята, по кругу.

Каждый прямо из горлышка, делаем по несколько глотков этой дряни и передаем бутылку следующему. Лешка оторвался от горлышка и тут же пристает к майору.

- А вот спорим, что я попаду в бутылку на голове моего денщика?

- Врешь, рука дрогнет. Я ставлю флягу спирта, что промажешь...

- Корявый, поди сюда, - зовет своего денщика Лешка. - Мы сейчас стрелять бутылку будем. На, пей все что там есть, освобождай ее.

Бедный парень давиться, но допивает все до капли и начинает хмелеть.

- Пошли под яблоню, я тебе на голову поставлю бутылку.

- А зачем?

- Стрелять ее буду...

- А это... Ну...

- Не боись. Я не промажу.

Он, пошатываясь, ведет парня к дереву, скидывает с его головы ушанку и ставит на еще не подросшие волосы, бутылку. Потом подходит к нам.

- Лешка, лучше не надо, - прошу я его.

- Испугался.

- Да.

- Такой большой, а все чего то боишься.

Лешка вскидывает пистолет, я зажмуриваю глаза. Разлается выстрел. Открываю глаза и вижу лежащего Корявко на полу оттаявшем снегу, рядом валяется не разбитая бутылка. Хмель мгновенно вылетел из головы. Я бросился к денщику. Большие вылупленные глаза покорно смотрели в небо, небольшая дырочка во лбу, говорила, что Лешка попал не туда.

- Ну чего там? - раздается сзади голос Лешки. - Пусть не придуривает. Эй, Корявый, вставай. Тоже мне солдат, от страха без памяти свалился.

- Ты его, убил, Леша.

- Врешь.

Но уже лицо у Свищева стало меняться, оно побледнело и я тоже чувствую, что хмель исчез. Интендант пятится к оврагу.

- Стой, - кричу я ему. - Ты свидетель, никуда не уходи. Лешка, отдай мне пистолет.

Я отбираю у него оружие и, прихватив майора, мы все спускаемся на батарею.

Звоню по телефону к пехоте и прошу их подсоединить меня к командиру нашего полка.

На позицию сначала прибыл командир полка, потом особист дивизии и начальник штаба дивизии. Началась разборка. Меня, майора и Пашку заставили писать объяснения. Лешку под охраной, держали отдельно в моей землянке и никого к нему не допускали. Только под вечер все уехали. Свищева и интенданта увезли с собой.

Май 1942 года.

Наступление захлебнулось. Немцы ударили с юга, под Барвенковский выступ и сразу отрезали большое количество войск в котел. Мы были на северном направлении и поэтому успели смыться. Хорошо еще, что у меня было много тощих лошадей, они вытянули орудие из оврага и мы покатились на восток к городу Изюм. Наш артиллерийский полк задержался здесь, командование решило удержаться на старых позициях, вырытых перед началом Харьковского наступления.

Но мне уже в этом сражении участвовать не пришлось.

- Марков, лейтенант Марков, - орет посыльный.

- Чего тебе? - я высовываюсь из окна хаты.

- Вас в штаб.

- Всегда так. Только пожрать надо, тут катись в штаб. Пошли, Пашка.

Кругом деревья в садах буйно покрыты белыми и нежно розовыми цветами. Мы идем и вдыхаем едкие ароматы вишен и черешни. У домика нач штаба, Пашка присаживается на скамеечку, а я вхожу в дом. В комнате четыре человека. Начальник штаба, неизвестный капитан в новенькой форме и два автоматчика. Автоматы еще в новинку в наших местах, поэтому я задерживаю на них взгляд и вытянувшись, собираюсь доложить о своем прибытии

- Вольно, лейтенант, - говорит мне начальник штаба. - За вами прибыли товарищи из НКВД . Вы арестованы, лейтенант Марков.

- За что?

- Сдайте оружие, - капитан протягивает свою руку.

Сзади автоматчики напряглись. Я вытаскиваю из кобуры свой пистолет и передаю ему.

- Давайте сюда документы. Снимайте ремень.

Что же творится то. Неужели это Лешка, может он чего-нибудь там наговорил. Отдаю все, что этот НКВДешник требовал. Потом как в полу сне, меня обыскивают и ведут на улицу. Пашка приподнимается со скамеечки.

- Товарищ... - и глупо разевает рот.

Черная ЭМКа любезно распахнула двери, меня теперь действительно отвозят на восток.

Я в Воронежской тюрьме. Сосед по камере, запуганный интеллигент, схвачен как враг народа. Его дело плохо, дочь известная артистка, выступила на концерте в, захваченном немцами, городе Киеве.

- Вас то за что? - спрашивает он.

- Не знаю. Прямо с фронта сняли.

- Значит за дело, - сокрушенно говорит он.

- Может быть.

Через день вызывают к следователю. Это воплощение любезности.

- Лейтенант Марков Cергей Павлович?

- Да, я.

- Я следователь по особо важным делам Гринштеин Борис Григорьевич и буду вести ваше дело.

- За что меня арестовали?

Он пристально смотрит на меня.

- Не догадались?

- Нет.

- Вашим делом заинтересовался сам..., - следователь кивает на потолок.

- Кто? - не понимаю я.

- Сталин...

Сталин... Я оглушен и действительно испугался.

- Я...? Что я сделал?

- Вам было поручено охранять лейтенанта Свищева?

- Нет... То есть... Мне в учебке говорили, чтобы я старался предохранить его от всяких неприятностей... Но... здесь... я... на службе...