Мне тебя надо

Отвертеться было совершенно невозможно. Мне пришлось выслушать, как он отбивался от какой-то воронежской козы, которая норовила за его счет поживиться московской пропиской. Даже прикатила в столицу и заявилась к нашему офису. «Стоит такая, ножки как спички. Я, говорит, моделью устроюсь. Я думаю: ты себя в зеркало видела? Можно, говорит, поживу у тебя, пока не устроюсь. Устроишься ты, щаз! А маму свою не хочешь сразу у меня на антресолях где-нибудь расположить? Еле сбагрил. У меня же Алена. Мы с ней пять лет вместе. Она мне родная. Я думаю ей предложить, чтобы она ко мне переехала. Алена — моя женщина. А это — так. Ты не прикипай главное. Не забывай, что это секс, и ничего больше. Все наши так делают».

Дался ему этот секс. И я — не все. Сомневаюсь, что Вася на самом деле знает, как там у всех. Ему просто хотелось бы думать, что все — такие же долбоебы, как он.

Мало того что Вася присел со своей «жизненной мудростью» мне на уши. Он оказался еще и стукачом. Вице-президент, который тоже приезжал на рекламный семинар, в самолете аккуратно поинтересовался у меня, что это за идеи я развиваю и правда ли, что я организовал в Екатеринбурге какое-то философское общество или что-то вроде революционного кружка? «Нет, конечно, — почти честно ответил я. — Так, с девушкой немножко о современном искусстве пообщался. Надо же о чем-то и с девушками разговаривать». Я заговорщически прищурился ему, постаравшись намекнуть взглядом на мужскую солидарность. Что-то вроде «ну вы понимаете». «О’кей, — кивнул вице. — Но ты будь поаккуратней. Помни, что ты представляешь компанию. Ты ее лицо. Не надо позволять слишком много себя, собственных проявлений. Вот выйдешь на пенсию — чудачь на здоровье. А с девушками, конечно, поговорить можно. Но лучше все-таки с ними не разговаривать, а заниматься совсем другими вещами». Он состроил улыбочку и тоже со значением прищурился мне в ответ. Вице-президенту сорок четыре. У него отдельный кабинет. Он женат. У него есть сын. И откуда-то все в конторе знают, что в нижнем ящике стола у него хранятся диски с жестким поревом, которое он в гомеопатических дозах «принимает» по вечерам, прежде чем отправиться домой.

Я надеялся, что история о «революционном кружке» и «философском обществе» покажется Васе не такой уж увлекательной, чтобы порадовать ею всю контору. Наверное, мне стоило предупредить его, чтобы он поумерил трепливость. Но я этого не сделал. Решил не акцентировать.

Наверное, стоило бы иначе повести себя и во время разговора с Тамарой, который случился в самом конце мая, по возвращении из Ебурга и накануне моего отъезда в Казань. В марте, когда я узнал их историю с Вадимом, я говорил себе, что если к лету этой парочке все еще будет не наплевать друг на друга, но при этом они еще не будут вместе, то я поспособствую их встрече. И вот в мае я убедился, что Томе все еще не наплевать на Вадима. Когда я вернулся из Ебурга, то обнаружил в своем почтовом ящике письмо от нее. Она просила позвонить. Я выполнил ее просьбу. Она спрашивала, не приходил ли ко мне кто-нибудь искать ее. А я почему-то вдруг решил, что прошло слишком мало времени, чтобы тест на прочность межчеловеческих связей можно было бы считать пройденным. И изобразил недоумение, почему это, мол, кто-то должен был искать ее у меня. «Нет, нет, кажется, тобой никто не интересовался, ничего такого», — заверил я ее. «Значит, ему таки совершенно на меня наплевать. Он совсем про меня не вспоминает», — обреченно вздохнула она. «Не знаю, кого ты имеешь в виду, но здесь про тебя вспоминаю только я. Очень вспоминаю. Все так славно начиналось, и вдруг ты внезапно сбежала. Неправильно это. Между прочим, как насчет сходить на какой-нибудь концерт? Я на неделю в городе и, кажется, совершенно оторвался от столичной жизни. Покажи, что тут у вас, москвичей, сегодня модно?»

И все это при том, что в тот же день я получил очередное сообщение на «Мамбе» от Вадима: он знал, что я возвращаюсь из командировки, и интересовался, не пришло ли какой-нибудь весточки от Тамары. Ему я тоже ответил, что его никто не искал.

Я решил, что это очень легко — сохранять любовь и привязанность к тому, кто в тебе заинтересован. Любить того, кто любит — это слишком просто. Проще только быть любимым. А вот хватит ли у них широты души продолжать любить того, кому тебя не надо? Того, от кого ты уже ничего не ждешь. А если тебя еще при этом искушают другим теплом и участием?