Мне тебя заказали

— Видел один раз. Я с Гнедым ездил на одну презентацию. В охране у него был.

— Ну и как он? Что за человек?

— А никакой. Обычный. Полный, невысокого роста. В очень дорогом костюме, в очень дорогом галстуке. С очень дорогими часами. И все остальное очень дорогое… Такие обычно в президиумах сидят, делами ворочают. А у него фабрики, заводы свои, магазины… И мелочовкой не гнушается, бабки ему в карман рекой текут… Таких, как Гнедой, у него полно… Но вообще-то он преданных людей ценит. И хорошо им платит. А точнее — они ему хорошо платят за надёжную «крышу». У него всюду люди — в правительстве, в банках, в милиции, в ФСБ, у него многомиллионные счета в Швейцарии… Это мне как-то Гнедой по пьяни рассказал. И добавил, что начинал он простым блатарем, карманником… Но в восьмидесятых годах резко попёр вверх, очень резко… В струю, как говорится, попал. И Гнедой ему очень обязан, он ему ещё при его первой ходке помог и с нар его потом вытащил… Но и Гнедой в долгу не остался, он жизнью так или иначе рисковал, в конце концов и дорисковался, а тот всегда был ни при чем, хоть и имел львиную долю с доходов Гнедого. И других авторитетов.

— И что, все беспрекословно ему подчиняются? Никто не возбухает никогда?

— Почему не возбухают? Славка Цвет, например, самодеятельность проявил, так его упекли как миленького. За наркоту и оружие сел, и никто ему не помог, хоть он и крупный авторитет…

— Ну а враги-то у босса этого есть?

— Есть один. Чёрный его погоняло. Они давно что-то не поделили. И как их ни пытались помирить, ничего не получается. И знаю одно — боится босс Чёрного, очень боится… Ну, что было на Востряковском, сам знаешь… И догадываешься, наверное, кто это дело устроил… А неделю спустя на Чёрного покушение было, водила его погиб из-за того, что они похожи обликом и местами поменялись… А сейчас и Чёрный стал большим боссом, тоже делами большими ворочает. Ладно, что нам до них? Мы люди маленькие, но денежки можем поиметь немалые. Если, разумеется, все по уму делать будем. И боссу Кондратьева этого, мелочь пузатую, выложим… Да, что они так задерживаются, ума не приложу, — встал Живоглот с места и стал ходить по комнате взад-вперёд. — А ну-ка, звякну Мишелю.

Голос Лычкина в трубке ободрил Живоглота.

— Как там? Все путём? — спросил Живоглот.

— Да не очень… — ответил Лычкин. — С бабками какой-то прокол… Куда эти двести десять штук делись, ума не приложу… Придётся тебе самому разбираться… Вообще, бери дело в свои руки. Ты теперь хозяин…

— Да? — встряхнул мощными плечами Живоглот. — А что у тебя голос такой? Как будто ты задыхаешься?

— Голос?… Так… Я с Комаром поцапался, чуть не пободались с ним… Он на меня все валит, а я-то тут при чем? Я, сам знаешь… где был… Такие дела… Чуть отлучился, сразу недостача…

— А ну-ка, дай мне к трубочке Комарищу, — потребовал Живоглот. Отчего-то ему не понравился прерывистый, надрывный голос Лычкина, что-то неестественное было в нем.

— Алло, Живоглот! — послышался в трубке звонкий голосок Комара. — Ты скажи своему кенту-управляющему, если он ещё раз на меня хвост поднимет, я не погляжу на его заслуги и маслину ему в лоб вгоню… Меня сам Гнедой ценил… Я…

— Ладно, разберёмся, — проворчал Живоглот. — Давайте, мухой или комариком сюда ко мне оба… Разборочку маленькую устроим. Быстро! — скомандовал он. Голос Комара как-то успокоил его.

Через час с небольшим за окном послышался шум двигателя машины.

— Вот они, наконец-то, — облегчённо вздохнул Живоглот. — Давай в ту комнату, к окну, держи его на всякий пожарный под прицелом. И будь там, пока не позову.

Игорь бросился к окну соседней комнаты. Увидел подъезжающий к дому заляпанный грязью «Москвич», который посылали за Кондратьевым. Из него по одному вылезли двое посыльных и Алексей Кондратьев, в кожаной короткой курточке, грязной до умопомрачения, и столь же грязных джинсах, перепачканных при перестрелке около Тимохиного домика. Он выходил из машины медленно, опустив седую голову.

— Доставили, как миленького, — усмехнулся Игорь. — А строил из себя крутого, вояка гребаный…

Живоглот, однако, принял меры предосторожности. В предбаннике приехавших встречало четверо головорезов с пистолетами в руках. Сам он стоял в дверях комнаты, упёршись руками в бока.

— Милости просим, какие люди, какие гости… Как я рад вас видеть, — юродствовал он. — Прошу, прошу… Я надеюсь, высокому гостю у нас понравится… Прошу извинить за то, что принимаю вас в столь захудалом помещении… Но что поделаешь? Кромешная нищета… Это про нас только говорят, что мы какие-то там крутые, а на самом деле мы законопослушные налогоплательщики, и, когда выплатим родному государству все налоги, у нас остаётся только на скромную пищу. Вот и сейчас на нашем столе только пара бутылок пива, правда, импортного, и остатки солёных орешков… Да где-то, помнится, был ещё вчерашний хлеб, а сосиски уже сожрали… Ртов-то сколько, сами поглядите, Алексей Николаевич…

Кондратьев молча прошёл в комнату и вопросительно поглядел на Живоглота.