Мне тебя запретили

Наташа провожает меня до прихожей и стоит рядом, пока я одеваюсь. Уже в куртке и с портфелем на плече, я поворачиваюсь к девушке и снова встречаюсь с ней взглядами. И на секунду мы так и замираем.

— Леша, а почему ты раньше никогда со мной не общался? — тихо спрашивает, и снова ее щеки покрываются румянцем.

— Разве? — не придумываю ничего лучше этого слова. Не говорить же ей, как есть: «Я такой же влюбленный в тебя идиот, как и все остальные в нашей школе. Вот только в отличие от меня они могут открыто проявить к тебе интерес».

— Да. Ты в школе со всеми общаешься, кроме меня, — в ее голосе сквозит обида. — Меня для тебя как-будто нет.

— Это не так, — тихо произношу. — Ты есть.

«Иногда мне кажется, что только ты и есть», — мысленно добавляю.

Наташа делает глубокий вдох и задерживает дыхание. Мы очень близко друг к другу, наши лица разделяет всего пара десятков сантиметров. Я понимаю, что могу поцеловать ее сейчас, и она меня не оттолкнет.

Более того — Наташа ждет этого.

Готов поспорить на что угодно: еще ни один парень не стоял так близко к ней и еще ни на кого она не смотрела такими глазами. И еще ни в чьем присутствии она так не краснела и не смущалась.

— Спокойной ночи, Наташа, — я слегка касаюсь губами ее щеки, от чего она замирает. — Увидимся в школе.

Я быстро поворачиваю ключ в замке и выхожу за дверь. Решаю не ждать лифт и бегу по лестнице вниз. Холодный осенний ветер приятно холодит лицо, приводя меня в чувство.

Я мог ее поцеловать и выиграть спор с друзьями. Но Наташа не заслуживает того, чтобы так с ней поступать. Я уже совершил гадкий поступок, организовав это псевдо-нападение.

Уже дома я понимаю, что так и не отдал Наташе украденный у нее учебник по алгебре. Друзьям в школе говорю, что у меня ничего не вышло, и Кузнецова продинамила меня так же, как и их всех.

— Давайте заканчивать этот дурацкий спор, — раздраженно говорю Владу и Кириллу. — Мы все проиграли.

— Ну я еще предприму одну попытку, — загадочно отвечает Влад.

— Какую?

— Попробую подкатить к ней на осеннем балу.

Меня на осеннем балу не будет, я уезжаю на соревнования по плаванию. На секунду я напрягаюсь, но потом успокаиваю себя тем, что Владу в любом случае ничего с Наташей не светит.

Теперь уже становится невозможно делать вид, что я не замечаю Кузнецову. Тем более что она часто стала подходить ко мне на переменах первой. И во время наших коротких диалогов она так смотрит на меня, и у нее так розовеют щеки от смущения... Мне едва удается держать себя в руках. Вести с ней непринужденный разговор, как с любой другой девчонкой, почти невозможно.

В глубине души я догадываюсь, что нравлюсь ей. Протяну руку — и Наташа моя. Но мне это запрещено.

Глава 11. Утро после выпускного

Противная трель будильника словно бьет по голове бейсбольной битой. Не размыкая глаз, я нащупываю телефон на тумбочке и бью пальцами по экрану. Назойливый звук замолкает, и я облегченно выдыхаю.

Но не надолго. Потому что без какого-либо стука резко распахивается дверь в мою комнату.

— Леша, вставай! — железный тон матери бьет по башке похлеще будильника.

— Блин, мам, у меня вчера выпускной был! —  отворачиваюсь к стенке и повыше натягиваю одеяло.

Ее острые шпильки трижды стучат по паркету прежде, чем мать оказывается у моей постели.

— Пора вставать, говорю, — трясет меня за плечо.

Я знаю, что она не даст мне послабления, даже несмотря на выпускной. Ей все равно. Еще вчера она пускала сентиментальную слезу, когда я получал аттестат, но уже сегодня превратилась в железную леди, возглавляющую крупнейшую строительную компанию страны.

— Встаю, — обреченно выдыхаю и скидываю с себя одеяло.

Мама уходит, а я сажусь на постели и тру лицо. Случайно задеваю губу и морщусь от боли. По ощущениям она опухла. Подхожу к зеркалу и вижу, что это действительно так. Нижняя губа не только увеличилась в размере в два раза, под ней еще на весь подбородок разросся синяк.

Придурок Влад.

Я иду в ванную комнату, принимаю душ, быстро сушу голову феном, возвращаюсь к себе и гардероб. Он набит классическими костюмами, рубашками и галстуками. Внизу в ряд стоят начищенные туфли.

Я выбираю темно-синие брюки и пиджак, белоснежную рубашку и синий галстук в белую крапинку. Завязывае шнурки на черных туфлях и иду в комнату старшей сестры. Ира развалилась на кровати звездочкой и видит десятый сон.

— Ир, — трясу ее за плечо.

Сестра издает непонятные звуки, похожие на мычание, и поднимает на лоб маску для сна.

— Чего? — щурит глаза.

— Дай тональный крем.

— Что?

— Тональный крем дай, — слегка повышаю голос. — Мне синяк замазать надо.

Сестра несколько секунд смотрит на меня сонным, ничего непонимающим взглядом, а затем все-таки встает с кровати и бредет к туалетному столику.

— На, — протягивает мне в руки маленький тюбик.

— Спасибо.

Я возвращаюсь к себе и приступаю к маскировке синяка, но выходит слабо. Если намазывать подбородок тонким слоем крема, то синяк остается виден. Если мазать пожирнее, то невооруженным глазом заметно, что у меня на лице косметика.

Даже не знаю, что из этого хуже.