Мнемозина (СИ)

— Не понимаю, о чем вы, — сурово произнес он, но его голос слегка смазывался, а под конец он и вовсе дал петуха.

— Думаю, понимаете, — резко сказал я, и, отпустив руку медбрата, поднялся. Тот встал, охая, переводя угрюмый взгляд с начальника на меня, готовясь вновь кинуться в атаку. — Сегодня сюда доставили Игоря Соколова, и, думаю, это сделал лично его папаша, по чьей просьбе вы определили парня в палату. У меня есть постановление суда, по которому господину Соколову запрещается каким-либо образом влиять на судьбу сына. Однако, он привозит его сюда, а вы запираете парня.

— Думаю, вы ошибаетесь, — высокомерно ответил врач.

— А я так не думаю, — зло ответил я. — Это статья, уважаемый Андрей Андреевич. И не какая-то врачебная халатность, кража бинтов и зеленки. Это статья сто двадцать шесть, часть вторая, если вы в курсе, о чем я. Преступление, совершенное группой лиц, по предварительному сговору. До двенадцати лет, Андрей Андреевич. А ведь я без труда докажу, что Игорь тут, как и то, что он здесь не по своей воле. Вы хотите где-нибудь под Магаданом трудиться в тюремной больничке среди туберкулезных зеков?

— Андрей Андреевич, так мне охрану звать? — проблеяла секретарша. Главврач, выдержал паузу, засунув руки в карманы, а затем, мотнул подбородком.

— Идите за мной, — сказал он, но это был уже не приказ. Я прошел в его кабинет.

— Присаживайтесь, — сказал он.

— Я постою, — ответил я. — Минуты две, пока вы не приведете моего клиента. А потом мы отсюда уйдем, и если вы уложитесь в это время, я не отправлю на вас телегу в Минздрав. Главврач дурки — должность хлебная, не так ли? На одних только призывниках можно капитал сколотить.

Главврач поморщился.

— Вы все не так поняли… простите, я не расслышал ваше имя.

— Я его не называл. Так, что я не так понял?

Барсуков уселся в кресло и нервно подвинул лежащие на столе папки. Я выразительно поглядел на часы.

— Давайте немного успокоимся. Хотите выпить? У меня тут чудный коньяк, настоящий, армянский.

— Не хочу.

— Жаль. И все-таки, как вас зовут? — тихо спросил он. — Как-то неприлично общаться подобным образом. Вы меня знаете, а я вас — нет.

— Разве Соколов не сказал вам, кто приедет за Игорем? — усмехнулся я.

— Послушайте… — он захрустел пальцами и вытер пот на лбу. — Все же вы неверно истолковали ситуацию. Игоря Соколова нам доставили утром. Я давно наблюдаю этого юношу, и хочу вам сказать, что он очень болен. Может быть, вам показалось, что он спокоен и стабилен, но уверяю, он просто находился в состоянии циклотимии. Вам знаком этот термин?

— Нет.

— Это мягкая форма биполярного расстройства. Довольно долго Игорь пребывал именно в этой стадии, пока не впал в новую фазу. Вам ведь, наверное, неизвестно, что он пытался покончить с собой? Естественно, что самые близкие люди, такие, как его отец, встревожились и попытались как-то ему помочь, потому и доставили к нам. Конечно, отец не хотел, чтобы Игоря тревожили. В его состоянии это может быть опасно. Суицидальные настроения при биполярном расстройстве — дело обычное, так что я бы на вашем месте, все-таки, отдавал отчет в своих действиях. Мы со своей стороны делаем все возможное для того, чтобы поставить пациента на ноги и ваше вмешательство…

Я постучал пальцем по часам.

— Ваши две минуты истекли. Я все еще не вижу здесь Игоря.

Барсуков раздраженно отпихнул от себя документы и вскочил.

— Послушайте! — воскликнул он высоким козлиным дискантом. — Моя задача не допустить, чтобы состояние моего пациента ухудшилось. У Соколова уже случался рецидив, все это есть в его истории болезни. И если вы, как его адвокат, это понимаете, то сейчас уйдете и будете ждать выздоровления Игоря.

— Нет никакой истории, — грубо ответил я. — Есть фальсификат, устроенный его папочкой. И за это вы тоже ответите.

Барсуков вздохнул, сел на место и сунул руку под стол.

— Боюсь, вы не оставили мне выбора, — произнес он с мерзкой ухмылкой. Дверь грохнула, и меня моментально повалили на пол двое санитаров. Одним из которых был мой старый знакомый. — Нервишки, господин Стахов, надо лечить. И это наш профиль. Но вы не переживайте, мы вас вылечим. У нас тихо, спокойно… Поднимите его.

Меня подняли. Барсуков глядел на меня снизу вверх, улыбаясь, как Петрушка, и только его сухие пальцы шевелились, словно паучьи лапки.

— Что, господин Стахов? Теперь вы уже не такой борзый? — почти ласково произнес главврач. — Мы тут и не таких обламывали. Ничего. Полежите у нас недельку в стационаре, подлечитесь, а потом выйдете. Или не выйдете. У нас и овощей навалом, лежат, знаете ли, слюни пускают, да срут под себя. А санитаров у нас мало. Никто на такую зарплату не хочет идти. Вот и вы полежите в собственном дерьмище денек-другой, подумаете, как тут пальцы гнуть.

Телефон завибрировал в моем кармане, и санитар, гадливо ухмыляясь, выудил его из моих брюк. Я краем глаза увидел имя вызывающего и улыбнулся.

— Чего вы так радуетесь, пациент Стахов? — спросил Барсуков.