Мнемозина

— Как там служба? — без особого интереса спросил я. — Все так же, опасна и трудна?

— Зубоскал, — лениво отбил мою подачу Базаров. — Сам знаешь, ничего у нас не меняется, не то, что у вас, бесовского адвокатского племени. Мы вот сажаем шваль всякую, а вы потом выпускаете.

— Мы-то причем? — удивился я. — Суд выпускает.

— Суд, — проворчал Базаров. — А в суде кто соловьями поет? Вы. Я бы прочитал тебе лекцию про перевертышей, что погоны снял, да на другую сторону баррикады переметнулся, но ты же сам все знаешь, верно?

— Еще бы, — поддакнул я. — Ты мне ее столько раз читал, а уж сколько раз носом тыкал в мое предательство, даже не вспомню.

— Шутник, — скривился Базаров. — «Кривое зеркало» по тебе плачет, у них там как раз с комиками недобор, шуточки все казарменные, как на плацу у престарелых прапоров. Если что, могу попробовать составить тебе протекцию, станешь там гвоздем программы.

— Что-то ты не в духе сегодня, — заметил я. Базаров махнул рукой и, мотнул подбородком на бутылку. Я покачал головой.

— Будешь тут в духе, — вздохнул он. — Начальство имеет во все дыры, показатели падают, а с кем мне работать, Ваня? С операми сопливыми, которые на трупе в обморок падают? Или со старой гвардией, которая, как ты вот, или разбегается во все стороны, или горькую пьют? Милованов вон по синьке чуть не застрелился, чертей гонял. Я пока это скрываю, но не могу я его запои вечно прикрывать. Мне до пенсии четыре месяца.

— Уйдешь?

— Уйду. Буду помидорки на балконе выращивать. Огурчики. На дачу буду ездить, как белый человек, когда захочу. Натолкаю в машину ящиков с рассадой, включу Круга, и — вперед и с песней.

— Ты не сможешь, старый волчара, — покачал я головой. Базаров прищурился и криво усмехнулся.

— Чегой то? Ты же смог? А ведь того же рода-племени.

Я пожал плечами, чувствуя, как холодная капля стекла по спине между лопатками. Базаров долго смотрел мне в лицо, а затем нехотя спросил:

— Зачем пожаловал-то, Вань? Помощь нужна?

— Нужна, — ответил я и сунул полковнику листок бумаги. — Вот эти телефончики надо пробить, но исключительно неофициально. Особенно меня интересуют последние три.

Я обвел пальцем три номера, принадлежащие семье Макаровых. Базаров хмуро смотрел на меня, не делая попыток взять листок с записями.

— Чем ты сейчас таким занят, что тебе я понадобился, а не девочки с отдела? — спросил он с неудовольствием. — Они бы тебе за свидание или шоколадку то же самое сделали. Работы нам хочешь прибавить?

— Скорее наоборот, — пояснил я и снова ткнул пальцем в номера. — Вот это — телефоны Глеба Макарова и его родителей. А вот этот — номер его бывшей девушки Ксении Рокотовой. По Рокотовой мне нужны все ее звонки и сообщения. А по Макаровым еще и локации. Допускаю, что парень телефон выкинул, а его родители звонят с левых симок, но попытка не пытка.

— Помню я Рокотову, — сжал губы Базаров. — Молоденькая девчонка, красивенькая. Папенька ейный сильно сокрушался и нам потом мозги выел. Но там же стопроцентное самоубийство, или нет?

На кухне забрякала посуда. Ада уже накрывала на стол. Я почувствовал, как от голода сводит кишки. Базаров глядел на меня пронизывающим взглядом, и я решил не юлить. В конце концов, я пришел в его дом за помощью.

— Родители так не считают, — ответил я. — И, кажется, уже нашли козла отпущения. Я в этом не особенно уверен, и потому хочу найти парня первым.

— Почему?

— Потому что если я не разберусь, Рокотов парня убьет. А вы получите междоусобицу двух богатеев. Оно тебе надо, когда до пенсии четыре месяца?

— Да тьфу на тебя! — рассердился Базаров. — Пошли ужинать, а потом ты мне все расскажешь.

5

Ужин затянулся. Когда я вышел из дома Базарова, на город уже опустились сумерки. Я оглянулся на светящиеся окна чужих квартир и нехотя потянулся к двери автомобиля, думая о людях, что сидят сейчас на своих кухнях, в гостиных перед телевизорами, обнимая супругов, ругаясь, целуясь или выясняя отношения. Меня никто не ждал и никто не хотел видеть, кроме, разве что одного человека. Усевшись за руль, я вынул телефон и, повозюкав пальцем по сенсорному экрану, нашел нужный номер.

— Привет, — тихо произнес я, когда низкий женский голос выдохнул мне грустное «алло?». — Не помешал?

— Ты же знаешь, я поздно ложусь, — ответила Таня.

— Я приеду?

— Приезжай, — согласилась она. — Только учти, что кормить тебя нечем. Я весь день в работе, так что максимум моего гостеприимства — чай. И то, если купишь заварку, у меня, кажется, последний пакетик. И сигарет мне купи.