В отличие от аристотелевского катарсиса
Непосредственно по фрейдовской идее «проговаривания» румынский психолог Я. Морено разрабатывает с 1924 года теорию катарсиса как терапевтического средства в театре-импровизации. От «проговаривания» Морено переходит к «проигрыванию». Позднее он использует катарсис действия, «проигрывание», как средство психотерапии в созданном им в 1935 году театре-психодраме, а в последующие годы эта концепция применяется в социальной психологии и психотерапии. Ш. Сарнике пишет, что Евреинов предвосхитил и театр-импровизацию. В тексте «О новой маске» Евреинов пишет о приеме «авто-био-реконструкции», использованной им в школьной постановке [Евреинов 1923а][4]
. Но в отличие от Морено и Фрейда театротерапия Евреинова, нужно отдать ей должное, необязательно основывается на повторном переживании нерешенной проблемы, которая должна быть снята игрой, ее лечебный эффект достигается единственно возможностью преображения, инстинктом театральной игры. У Евреинова само вытеснение театрального инстинкта и отрицание желания к перевоплощению являются симптомом, от которого необходимо избавиться. В отличие от терапии Фрейда его театротерапия направлена не на желание пережить что-либо дважды, а на возможно еще более «горячее» желание испытать что-либо посредством игры. Таким образом, терапевтический эффект направлен не на понимание и повторение не получившей разрешения проблемы, а на ненасытное желание сыграть другую роль или оказаться в определенной ситуации.Это желание описывается Евреиновым в тексте «Рго», содержащем концепцию написанного в 1916 году «Театра для себя».
Искусство «театра для себя» есть в сущности упорядочение, и именно в смысле искусства, того общераспространенного (в силу инстинкта театральности, присущего каждому) явления, которое известно отчасти под названием «дарового представления», или под такими выражениями, как «ломать комедию», «Петрушку валять», «сделать сцену» и пр., отчасти-же под видом тех часто встречающихся искусственно-«жизненных» положений, при которых кто-либо ставит себя в условия зрителя, а других в условия лицедеев, или наоборот, или в условия того и другого [Евреинов 1917а: 20].
Евреинов приводит примеры такого «театра для себя», известные ему по кругу своих друзей. Его приятель М. В. Бабенчиков «иногда развлекается таким образом: берет извозчика и катается по городу, наблюдая несущиеся ему навстречу дома, толпы людей, экипажи… Это у него называется „живым кинематографом“». Другой знакомый, его товарищ граф Н.Н. де-Рошфор, «любил в молодости наряжаться извозчиком и катать таким incognito знакомых барышень и друзей, которых он терпеливо поджидал у подъездов их домов»; другая знакомая, одна светская дама прослужила несколько месяцев горничной у каких-то купцов «для изучения среды» [Евреинов 1917а: 21–22].