Многие мертвы

"Этот человек был моим братом по Вере", - подитожил Сментил. И мой друг по жизни. Он никогда не колебался ни в том, ни в другом отношении. Он опустил руки и, повернувшись к Соллису, выжидательно кивнул.

Соллис предпочел говорить по-Лонакски, чувствуя, что собравшиеся изгнанные клинки заслужили подобающую вежливость за проявленное внимание. “Этот человек был моим братом, - начал он. “И он многому меня научил. Он научил меня идти по следу, проложенному по голому камню. Как читать песню ветра в горах. Как можно доверять нюху хорошо воспитанной собаки. Но он приберег свой лучший урок для последнего вздоха: нехорошо умирать в сожалении, отчаявшись в ненависти, которую ты лелеял в жизни.”

Несмотря на их готовность уважать обычаи Мерима, Соллис все еще не видел никаких признаков того, что его слова вызвали какое-то дополнительное уважение среди Лонаков. Скорее, все они продолжали демонстрировать лишь суровое, неохотное уважение. Подавив вздох, он поднес факел к костру и отступил на несколько шагов, когда пламя охватило его. Оно быстро окутало тело Оськина, вызвав еще один жалобный вой Красноухого. Собака опустилась на живот и попыталась подползти к огню, но остановилась, когда Элера присела и успокаивающе провела рукой по его шкуре.

“Я знаю, что вы пришли сюда, чтобы почтить слово с горы, - продолжал Соллис, обращаясь к Лонаку. “Но если звери снова нападут на нас в том же количестве, это место не удержится.- Он обменялся коротким взглядом с Элерой, прежде чем продолжить. “Там есть выход, туннель. Мы можем сбежать.”

Изгнанные клинки слегка шевельнулись при его словах, но выражение их лиц стало скорее озадаченным, чем полным надежды.

- Видение Малессы еще не завершено, - сказала одна из них, коренастая женщина с зашитой раной на лбу. - Мы не получим возмещения, пока оно не будет получено.”

Ее слова вызвали общий ропот согласия со стороны остальных, Соллис заметил некоторое презрительное презрение на нескольких лицах. Он думал, что с падением шамана их преданность этому безнадежному предприятию может ослабнуть. Однако было ясно, что они не нуждались в Веркале, чтобы поддерживать свое послушание. Слово горы не подлежало сомнению.

“Мой брат погиб, защищая вас, - сказал Соллис, внезапно разозленный их раболепием перед женщиной, которую они никогда не видели. Женщина, которую он иногда подозревал, могла быть каким-то мифическим созданием их шаманов, бессмертной иллюзией, созданной для того, чтобы держать их в страхе перед несуществующими богами. “Если вы все умрете здесь, его жертва ничего не значит.”

“Это значит, что человек, который был нашим врагом, помог нам вернуть нашу честь,-ответил Фел-ахким. “Это значит, что наши кланы снова произнесут наши имена, и наши истории будут рассказаны у костра без упрека и стыда.- Он протянул руку к сооруженному им барьеру, указывая на то, что находилось за ним. - То, что командует этими зверями, еще не убито. Беги, как никчемная собака, если хочешь, синий плащ. Мы-лаковые Дервахимы, которые скоро будут искуплены в глазах богов. Мы останемся здесь.”

Соллис искал в уме какой-нибудь довод, чтобы поколебать их, но знал, что это напрасно. Что оставляло ему выбор: остаться и умереть, после того как он был вынужден наблюдать, как женщина выполняет свои ужасные обещания, или найти туннель и уйти со Сментилом и Элерой... и детьми.

“Нет,-решительно заявил Фель-ахким, когда Соллис поднял этот вопрос. - Они остаются с нами. Существо идет за ними. Они остаются.”

- Они невинны!- Взорвался Соллис, надвигаясь на строителя и протягивая руку к мечу. “Они не заслуживают того, чтобы быть обреченными кровавой игрой твоей Малессы.”

Сментил подошел к нему, а Красноухий отвернулся от костра Оськина, чтобы присоединиться к ним и посмотреть на изгнанные клинки, и низкое рычание вырвалось из его горла. Фель-ахким скрестил руки на груди, а Лонак за его спиной напрягся в ожидании боя.

“Да, они невинны, - сказал строитель. “Но они Лонахимы и с рождения научились чтить слово горы. Если ты будешь сражаться с нами, ты умрешь, а они останутся.”