Многие поищут войти, и не возмогут…

Более того, правда жизни начинает его раздражать, ибо она есть и в своем существовании не зависит ни от чего, тем более — от его суждений. Потому формальный ум часто недоволен, многим соблазняется. Всякое несоответствие форме ему кажется несоответствием содержанию. Омертвевшее в грехах сердце делает ум неподвижным, и он обо все «спотыкается». И хотя временами чувствует свою неправду, не может, не хочет изменить своей страстной привязанности к формальным суждениям. И эта формальность суждений, эта поверхностность представлений всегда проявляются в неизбывном грехе осуждения.

Формальной правоте в человеке противостоят искренность и разумность. Глубокое осознание совсем непростой сути жизни, неисследимость судеб Божиих, осознание немощи человеческой природы, ее удобопреклонности ко всякого рода неправде — все это устраняет разумного человека от поверхностных суждений, которые всегда стремятся его «заземлить».

Человек, благой по природе, всегда творит зло под видом добра. Но всякое зло представляется ему как добро только тогда, когда он перестает верить в Бога, когда он в своем сознании остается один и начинает жить от своего ума. Этот «вид добра» и есть его формальная правота. Христа фарисеи осудили по форме. Он действительно нарушал закон. Осудили, потому что не захотели видеть, ради чего Он это делал. Формальная правота слепа, но слепота эта странная — добровольная, не желающая видеть правды жизни, сохраняющая самолюбие. И в этом смысле она обнаруживает в себе следы сатанинского сопротивления.

Формальная правота была в основе всех ересей, расколов, всех революционных идеологий, и вообще она во всем, что противостоит вере в Бога и здравому смыслу.

Формальная правота родила католичество и протестантизм. Она сейчас опускает Православие до уровня католиков и протестантов. Формальная правота присутствует в экуменизме, она сегодня — в основе идеологии глобализма. Формальная правота оправдывает греховную повседневность нашей жизни (куда деваться — все так живут). Ее суть, если о сути в ней можно говорить, — как бы некая «разумная необходимость», с которой нельзя не согласиться, которую нельзя не принять. Но и принять ее нельзя, потому что это обман, это «интеллектуальный мираж», за которым скрываются беда, катастрофа, неправда, в зависимости от того, что ею прикрывается.

Наставляя в жизненной правде, Откровение Свящ. Писания верующим во Христа говорит: «…будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби»(Мф.10, 16); «…буква убивает, а дух животворит»(2 Кор. 3, 6); «…не подклонить выи своей под ярмо неправды»(Иер. 27, 8). Пристрастие к форме, к внешней, поверхностной «разумности», которые всегда поставляются в упаковке «необходимости», — это отказ от веры в Бога, во Христа, Который Крестом Своим воссоздал мир и хранит его в Своей Божественной правде. И единственная возможность вырваться человеку из своей ограниченности, условности, неразумности — это поверить Христу как Богу, чего нам всем сейчас так не хватает. Полюбить Его всем сердцем своим и возложить на Его Милость и Всемогущество свое упование. И Он, воссоздавший мир, устроит и нашу жизнь в этом мире. Сохранит нас в Своей Божественной, жизнеутверждающей правде жизни, как земной, так и небесной, как временной, так и вечной.

БОЖЕСТВЕННАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ

Справедливость — красота формы жизни, это то, к чему устремлен дух человека. Здесь же и главный соблазн: исчерпывать справедливость своим пониманием, в то время как она есть мера самой жизни, всегда выходящая за рамки жизни одного человека.

Человек часто забывает о своей ограниченности. И особенно страстно он утверждает себя и свое, когда речь идет о справедливости, которая является как бы стержнем жизни. Неспособность, нежелание его выйти за рамки собственных представлений о справедливости и является одним из главных препятствий на пути человека к Богу. Ничто так не будоражит сознания человека, как мысль о «несправедливости» Творца. Вспомним расхожее: «Почему страдают дети? Как может Бог попустить жестокость войн и революций? Почему Он не защищает Свою Церковь?». Удивляет кажущаяся завышенность требований Бога к человеку в одних случаях и необъяснимое (по нашим меркам) снисхождение — в других.

В жизни действительно много нам непонятного, необъяснимого, но это, наверное, потому что во временной, преходящей жизни присутствует вечность, непостижимая в своем проявлении. (Естественно, разумнее допустить наше непонимание, нежели «недосмотр» Бога, т. к. все другое, нам понятное, очень хорошо устроено.)