Много добра, мало зла. Китайская проза конца XX – начала XXI века

Детским прозвищем я называю ее очень редко. Только в минуты радости и когда мы одни. В компании я не называл ее так никогда. При этом она обычно моргает, поблескивая глазами, наверное, вспоминает детство. Мы с ее старшим братом прозвали ее так, когда ей было лет шесть-семь. Уж она вертелась вокруг брата и так и этак. Мы с ним, бывало, мечтали под персиковым деревом у них во дворе и обычно просили ее принести попить или что-нибудь в этом роде. Когда ее называли Маленькой Вонючкой, в детстве она обычно громко выражала недовольство. Теперь я называю ее так редко, но она никогда не протестует, да и я ощущаю при этом какое-то родство.

Когда она появилась на свет, трудности с продовольствием уже были позади. Но в городах было по-прежнему трудно, риса не хватало, и тогда ее матушка послала кого-то в деревню прикупить для домашних немного картошки и кукурузы. После еды живот у Маленькой Вонючки вздувался, вот она и пускала газы. Попка маленькая, знай себе попукивает, вонь хоть и страшная, а звуки переливчатые, мелодичные. Раз мы с ее братом поставили ее, четырехлетнюю, в большую деревянную лохань с водой и стали мыть. Смотрим, в лохани пузырики одним за другим поднимаются, то-то мы усмеялись, аж животы заболели. Она рассердилась, встала в лохани и ну нас лупить, попасть не попала, но пару раз пукнула. С тех пор к ней это прозвище и прилепилось. Другие о нем, конечно, не знали, знали только мы с ее братом. Когда тебя называют именем тридцатилетней давности, пусть и таким неблагозвучным, – это тоже своего рода судьба. Только представь, сколько людей за эти тридцать лет не слышали твоего детского прозвища и сколько не осмелились бы его произнести. Таковы превратности судьбы этого мира, он и безжалостен, и сентиментален.

Нам бы радоваться, что еще живы, это важнее всего, после испытаний этих десятилетий, что мы еще можем в такой прекрасной обстановке и неплохом настроении называть друг друга детским прозвищем. Для этого, мать его, нужно ощущение успеха, а это ощущение в том и заключается, что мы не только живы, но и живем хорошо. Ну разве можно при этом еще и сердиться? Если рассердится, значит, она уже не Ду Цзюаньхун и уже не может вместе со мной бороться за дело. В детстве во дворе было много других приятелей, они не смогли остаться со мной, а Ду Цзюаньхун смогла, и это еще одно доказательство того, что она – смышленая, замечательная Маленькая Вонючка.

6

Когда явился У Саньлян, я напрямик спросил, сколько он хочет получать в год, и он тут же заявил: «Шестьдесят тысяч». Вообще-то я хотел назначить ему сто, но раз говорит шестьдесят, пусть будет шестьдесят, похоже, аппетиты у человека действительно не так велики. Ладно, передадим ему в пользование праворульный «ниссан», он из последней контрабандной партии, и переделывать его на левый руль нет смысла. Если через год все праворульные признают негодными, на этой все равно поддельные гуандунские номера. На партии из восьми машин они еще не заменены на номера нашей провинции, слухов ходит много, уже не заменишь. Так что половину продал, половину подарил друзьям, тоже по тридцать-сорок тысяч юаней. Друзья поездили, на дорогах одно невезение, как контрольная служба их выявила, они от машин и отказались. Так или иначе, без местных номеров за эти машины почти ничего не выручишь. Последнюю никому подарить не удалось, так и осталась в гараже компании по обновлению автомобилей, совсем неиспользованная. Сначала собирался дать У Саньляну «хонду» – генеральный директор «Лаобинчэна» все же должен на «хонде» ездить, – ну а раз у этого паршивца аппетиты умеренные, пусть покатается на этой колымаге «ниссане». Попадется контрольной службе – и ладно, тогда и «хонду» получит. К тому же, если у этого паршивца машину конфискуют, наверняка совесть будет мучить, что конфисковали у него. А если взвалить на него, человека культурного, эти угрызения совести, меньше глупостей делать будет. Ведь «Лаобинчэн», в конце концов, основное предприятие компании, и он с этими угрызениями станет покладистее. Видать, ему никогда еще не предоставляли личную машину – на лице радость бесконечная, и знай себе повторяет: «Спасибо, шеф, спасибо».

Поняв, что беседу нужно заканчивать, я велел ему отправляться к Хэ Жэньцзи. И в напутствие сказал:

– Хэ Жэньцзи тебя порекомендовал, так что смотри не подводи его. На том участке головной компании, куда тебя назначил гендиректор Хэ, надо работать как следует, иначе спрошу с вас обоих.

Перепуганный У Саньлян удалился.

Еще оставалось время, и Ду Цзюаньхун принесла подарки тайваньского коммерсанта: какой-то переливающийся красным камень и нечто вроде каменного яйца. По ее словам, Ван Дунфан сказал, что его добывают на Тайване, это очень редкий и дорогой декоративный минерал – розовый камень. На Тайване он очень ценится, этот экземпляр стоит тысяч тридцать тайваньских долларов, не меньше. Цветом напоминает красную розу, нежный и изящный. Если положить на подставку из красного дерева и поместить под окно на резную композицию из корней, будет смотреться очень красиво.