Много Лет Спустя (СИ)

  Шло время, летели годы, а Острецов всего лишь нелепо маялся в бесплодных потугах постижения. Где-то словно в промежутке между несостоявшимися для все того же Острецова повествованиями и нашей правдивой историей некий человек вытащил из кармана пиджака пистолет, аккуратно прицелился и выстрелил в жалобно подвывающего и вздумавшего петлять Буйнякова. Сразил функционера наповал. Валечка не вернулась к мужу после того незабываемого происшествия в клубе и, говорят, пошла по рукам, но это, скорее всего, мерзкие слухи, которые Острецов первый отметал со всей решительностью возмужавшего, достигшего зрелости и расцвета всевозможных мелких талантов человека. А понес ли Буйняков заслуженное наказание, или же просто пал этакой случайной жертвой? Между тем Острецов на своих скромных путях-дорожках изготовил значительное количество забавных, но, к сожалению, быстро разлеплявшихся статуэток, кое-что намалевал, устроил горы из толстенных ведомостей, собственноручно заполненных им в одной на редкость деловой конторе, о которой лишь гораздо позднее, уже после Острецова, заговорили как о мыльном пузыре. Или вот еще какое, говоря вообще, мифотворчество. Наш герой, не то растерявший многие свои качества и свойства, в том числе и достоинства, не то вовсе как-то странно, для людей, всегда готовых равняться на других, даже пугающе утративший идентичность с тем собой, каким был некогда, время от времени переживает запойно ощущение, будто после клуба и задворок, где ему наподдали (и едва ли не тотчас же заметно осунулся тогдашний парень), он долго и с нарочитой заторможенностью, как во сне, опускался с каких-то жуткого вида вершин в места совершенно обыкновенного, решительно ничем не примечательного обитания... А вспомнить, опускался ли изящным облачком, не катапультировался ли, или, может быть, по сумасшедшему летел сколько-то времени с некой горы на лыжах, вспомнить и разобраться не в состоянии... И т. д. Тем не менее, удалившись от дел, он, этот наш герой (герой мифа, возникшего неожиданно на бледноватом фоне?), вдруг засел на мемуары, предполагая не упустить в высшей степени интересный момент резкого скачка из молодости в старость и описать его в каком-нибудь затейливом духе. Он чувствовал, что всей душой стремится к изящной словесности. И вместе с тем ни дня не проходило без того, чтобы он не помечтал о случайной встрече с таинственно исчезнувшей из его жизни Валечкой.

  У него ужасно болела и слабо работала голова, пока Валечка зыбко обрисовывала свое возможное появление, крупными мазками обозначала уход и вот так, призрачно болтаясь туда-сюда, устраивала бракоразводный процесс, после которого буквально растворилась в воздухе, если не удалилась спешно в края, где, по мнению некоторых, вполне можно достичь чудесного положения, ставящего человека вне времени. Острецов остался у разбитого корыта. Чтоб кому-то ответить за надругательство, совершившееся над ним на задворках, нет, таковых не нашлось; и даже искать не следует, уверяли юристы, обслуживающие интересы постоянно митингующих партий и директоров, с жаром взявшихся за дело благоустройства парков. По их словам, Острецов ненароком ушибся, столкнувшись с чем-то громадным. Сам он, этот Острецов, как уже говорилось, понять не мог, не в состоянии был усвоить и т. д., но постепенно у него сложилось убеждение, что тогда в клубе страшно переплелись некие общественные и его личные интересы и он-де до сих пор жалким образом ворочается в тесноте этого переплетения, не соображая толком, кто он и каков на самом деле.

  Ушиб вынудил заново устраиваться в жизни; пришлось исполнить все или почти все, что взбрело на ум в сложившихся обстоятельствах, приложить все доступные усилия, - и получилось не так уж плохо. В начатых недавно мемуарах он хотел выразить некое умонастроение, обязывающее его то и дело сознавать, что, живя нынче лениво, сковано, на манер Обломова, с малым числом уличных прогулок и почти полным отсутствием выходов в свет, он прежде всего только и знает что тосковать о Валечке и мечтать о большой и светлой встрече с ней. Глядя в окно на дождь, на снег или на прохожих, он воображал, что его давняя жизнь с Валечкой была на редкость благополучной и не менее пристойной, чем парковая жизнь тамошних посетителей, которые столь простодушно изумлялись оборотистости директора, в мгновение ока организовавшего ожесточенное избиение на задворках, а затем умело спрятавшего концы в воду.