Много шума из-за одного покойника

Его слова вразумили всю компанию. К тому же, оставив мне пистолет, они нашли лишний повод блеснуть юмором, при отъезде похохатывали, обсуждая, как удивится Ворище, и делали ставки, с кем же в результате я решу свести счеты — с ним или с самой собой.

После того как на разъезженном проселке стих треск мотоциклов, превратившись в отдаленный гул на шоссе, я еще несколько минут пребывала в ступоре, не могла поверить, что осталась жива. Я и сама не знала, радоваться мне этому или нет, и задавалась вопросом, сколько протяну с такими травмами. Моя вагинальная область в лучшем случае превратилась в сплошное месиво, в худшем у меня были внутренние разрывы. Из порезов на теле сочилась кровь, и я мучилась от боли, хотя знала, что ранки неглубокие.

Не сразу, а постепенно я осознала тот факт, что и вправду жива. Только тогда до меня начал доходить смысл слов, сказанных на прощание Задирой. Я подняла скованные руки и стянула с глаз повязку.

Похититель должен был вернуться и забрать меня, чтобы снова сдать напрокат. Тогда все повторилось бы. У меня был пистолет и один патрон. Вначале я едва не соблазнилась желанием враз покончить со всем этим, но мысль о родителях остановила меня. К тому моменту они успели узнать о моем исчезновении. Меня уже искали. В этой хижине мое тело могло пролежать необнаруженным не один год, и все это время мама и папа тревожились бы, молились бы обо мне и упрямо считали бы живой…

Поэтому я решила, что справедливее будет расправиться с Ворищем, и вскоре уже с нетерпением предвкушала его приход. Каждое движение доставляло мне боль, но я смогла разобраться, как заряжать пистолет. Наручники сильно осложняли дело, впрочем, зазор между ними был достаточен для мелких манипуляций. Я несколько раз вставляла патрон в магазин и снова вынимала его, пока не приноровилась и не убедилась в том, что пуля сидит в нужном гнезде. Затем я сунула оружие себе под бок и принялась ждать появления Ворища, лежа в вонючей душной лачужке. Через дыру в крыше просвечивало небо. Когда солнце вошло в зенит, я услышала, как по проселку приближается знакомый микроавтобус, вспомнила про напарника Ворища и молила Бога, чтобы он в этот раз не приехал.

Я закрыла глаза. Вблизи послышались шаги.

— Как твое самочувствие сегодня, дорогуша? — оптимистично поинтересовался Ворище. — И где этот Задира оставил ключ? Черт, как они тебя уделали!.. Придется выделить тебе время на поправку.

В его тоне явственно слышалась злость на то, что у меня далеко не товарный вид. На мне нельзя будет сразу заработать. Я открыла глаза и взглянула на него в упор. От неожиданности Ворище застыл, нагнувшись за моей отброшенной повязкой, но так и не успел подобрать ее.

Я подняла пистолет, прицелилась настолько тщательно, насколько могла, затем спустила курок. Выстрелом я вышибла Ворищу глаз. Он умер, к моему разочарованию, слишком быстро.

Разумеется, я понятия не имела, где находился ключ от наручников. Ворище успел сказать, что оставил его Задире. Я сползла со своего ложа и заковыляла по полу к его трупу, волоча койку за собой на цепи. Мне огромных трудов стоило обыскать Ворища, хотя я и так знала, что ключа при нем нет. Я и в самом деле его не нашла.

Мне думалось, что нет ничего невозможного в том, чтобы выбраться из хижины, но протолкнуть через дверь вслед за собой и койку оказалось непосильной для меня задачей. К тому времени я уже сильно ослабела.

Мне пришлось снова лечь и еще одни сутки провести в хижине в обществе мертвеца. Меня одолевали насекомые. Раны на теле воспалились и источали тлетворный запах. К тому времени, когда работавший неподалеку фермер явился посмотреть, почему на соседнем поле застрял микроавтобус, у меня уже началась лихорадка, но не настолько сильная, чтобы впасть в забытье. Я призывала обморок, наверное, так же неистово, как люди в аду жаждут испить ледяной воды.

Фермер увидел в проеме распахнутой двери лежащее на полу тело Ворища и побежал за помощью. Толпа людей, явившихся на его зов, даже не подозревала, что в этой развалине есть еще и живой человек. Ужас на лицах мужчин, прибежавших посмотреть на труп, красноречиво свидетельствовал о том, что я уже перешла некую черту. Я и вправду оказалась за гранью, невольно превратилась в то, что эти гады и хотели из меня сделать.

Никто из людей, видевших меня прикованной к железной кровати, никогда не свыкся бы с мыслью, что в детстве у меня была собачка по кличке Боло, что когда-то я обожала играть в куклы, что за последние два года мне три раза повышали зарплату, а мой родной дом ничуть не грязнее и не запущеннее, чем у них всех.