Многочисленные Катерины

Так как такое объявление никто не размещал, каждое лето Колина отправляли в лагерь для одаренных детей, и с каждым годом ему становилось все яснее, что он совершенно не годен ни для какой работы, в чем честно признался Холлис Уэллс.

– Мне нужен кто-нибудь смышленый не из Гатшота, и вы подходите. Пятьсот долларов в неделю для каждого плюс бесплатное питание и проживание. Вы наняты! Добро пожаловать в дружный коллектив «Гатшот Текстайлс»!

Колин бросил взгляд на друга, который изящно держал перепелку в руках и обгладывал кость в тщетном поиске съестного. Заметив его взгляд, Гассан едва заметно кивнул; Колин наморщил губы; Гассан потер щетинку на подбородке; Колин укусил большой палец; Гассан улыбнулся – это у них был такой ритуал.

– Ладно, – наконец сказал Колин.

Они решили остаться. Нравится ему это или нет, подумал Колин, но у путешествий всегда есть пункт назначения. А этот пункт назначения был не самым худшим: милые, хотя и розовые комнаты, приятные хозяева, рядом с которыми он чувствовал себя знаменитостью, и самое главное – здесь он впервые в жизни испытал озарение. Как и Гассан, Колин не нуждался в деньгах, но он знал, что Гассан ненавидит выпрашивать деньги у родителей. И кроме того, никто из них раньше не зарабатывал себе на жизнь. Пора бы и попробовать, что это такое. Но по большому счету, все его мысли были заняты только теоремой.

– La ureed an uz’ij rihlatik, wa lakin min ajl khamsu ma’at doolar amreeki fi l usbu’, sawfa afa’al[37], – сказал Гассан.

– La ureed an akhsar kulla wakti min ajl watheefa. Yajib an ashtaghil ala mas’alat al-riyadiat[38], – ответил Колин.

– Мы можем удостовериться в том, что у моего друга останется время на почеркушки? – спросил Гассан, перейдя на английский.

– Что это за абракадабра? – удивленно прервала его Линдси.

Пропустив ее слова мимо ушей, Колин возразил Гассану:

– Это не почеркушки, и ты сам это понял, если бы…

– Да-да, если бы учился в колледже. Какой же ты предсказуемый, – поморщился Гассан. Потом повернулся к Линдси и ответил: – Это не абракадабра. Мы говорим на священном языке Корана, языке великих халифов и Саладдина, прекраснейшем и сложнейшем из языков.

– А звучит так, будто енот прочищает горло, – заметила Линдси.

Колин на мгновение задумался над этими словами.

– Мне нужно время на то, чтобы работать, – сказал Колин, и Холлис молча кивнула.

– Отлично, – воскликнула Линдси, вроде бы искренне. – Отлично. Но в мою комнату вам нельзя.

– Думаю, в этом доме нам найдется местечко, – произнес Гассан с полным ртом риса.

Через некоторое время Холлис предложила:

– Давайте сыграем с скрэббл!

Линдси издала недовольный стон.

– Я еще ни разу не играл, – сказал Колин.

– Гений, и ни разу не играл в скрэббл? – удивилась Линдси.

– Я не гений.

– Ладно. Умник.

Колин засмеялся. Прозвище ему подходило. Уже не вундеркинд, еще не гений, но по-прежнему умник.

– Я не играю в игры, – сказал Колин. – Не люблю.

– Ну и зря. Это весело. Хотя есть игры и повеселее скрэббла, – сказала Линдси.

* * *

Итоговый результат игры:

Холлис: 158

Колин: 521

Линдси: 193

Гассан: 0[39]

После того как он позвонил родителям и сказал, что находится в Гатшоте, умолчав о том, что поселился у незнакомых людей, Колин допоздна работал над теоремой в отведенной ему комнате на втором этаже. Там стоял замечательный дубовый письменный стол с пустыми ящиками. Колину почему-то всегда нравились столы с пустыми ящиками.

Работа над теоремой не ладилась. Но едва он начал волноваться, что его познаний в математике не хватит, чтобы справиться с задачей, как дверь отворилась. Подняв глаза, он увидел Линдси Ли Уэллс в пижаме салатового цвета.

– Как твоя голова? – спросила она, присаживаясь на его кровать.

Он закрыл правый глаз, потом открыл его и прижал палец к ранке:

– Болит. Спасибо, что помогла.

Скрестив ноги по-турецки, она пропела:

– Вот для чего нужны друзья-а! – Но потом вдруг приняла серьезный вид. – Слушай, можно тебе кое-что рассказать? – спросила она и куснула большой палец.

– Эй, я так же делаю, – воскликнул Колин.

– Да? Странно. Это как палец сосать, только не так стремно. Но я так делаю только, когда одна, – сказала Линдси, а Колин подумал, что сейчас она не одна. – Ну так вот. Это тупой вопрос, но можно рассказать тебе о той фотографии, чтобы ты не подумал, что я стерва? Просто я тут лежала и думала, что вы с Гассаном, наверное, считаете меня стервой и обсуждаете это.

– Ага, – сказал он, хотя, по правде говоря, у них с Гассаном было много других тем для разговоров.

– Я была страшная. Не жирная, без скобок, без прыщей, но все равно страшная. Я сама не понимаю, кто решает, кто страшный, а кто нет – наверное, тайное общество мальчишек, собирающееся в раздевалке, потому что, насколько я помню, привлекательных четвероклассников не существует.

– Это ты про Катерину I не знаешь, – прервал ее Колин.