Многое объясняет. Пятничные вопросы

Ни один мужчина не уходит из семьи для забавы или от скуки. Это тетки в семье от тоски загибаются, а мужикам норм. Если мужчина уходит из семьи, это значит, ему там реально плохо. Не в том смысле плохо, что веселья маловато, а в смысле действительно плохо.

Хорошо ему персонально с вами или ему хорошо везде, лишь бы не дома, этого я не знаю, это вам лучше знать.

Но его жена – это по-любому не ваша забота.

Даже если бы он не разводился и вы продолжали любить друг друга так – его жена не была бы вашей заботой. Она могла бы быть максимум вашей проблемой, и то необязательно.

У вас все настолько удачно складывается, что я даже не очень понимаю, о чем вы беспокоитесь.

Забота о детях – да, иногда принимает причудливые формы. Но это, во-первых, вопрос темперамента. А во-вторых, пока он не сажает своих детей вам на голову, это вполне переносимо. Если бы у него, к примеру, были малолетние сиблинги, и он о них заботился, вы бы это перенесли? А некоторые, прикиньте, в приютах волонтерят. Это же не повод для ревности.

Если у него хватит денег на такую жизнь, то я не вижу здесь проблемы.

Страшные слова

Любовь – это страшное слово, это сигнал, что жизнь кончилась, а началась работа, и работа каторжная.

Как только тебе вскочило в голову, что вот же ж оно, главное, за которое надо лечь костьми, что вот это и есть твоя настоящая жизнь, – в ту же секунду ты перестаешь жить и начинаешь толкать эту вагонетку.

Во-первых, раз оно главное, оно не должно быть каким попало, оно должно быть хоть мало-мальски фотогенично. Ты вылизываешь эту картинку, пока она не впишется в твои стандарты. Если этот несчастный маленького роста – ты переходишь на спортивную обувь; если он нищий жлоб или мыслитель не от мира сего – сама покупаешь ему рубашку поприличнее; если он не понимает юмора – любуешься его бицепсами; а если у него брюхо, то пусть вообще не вылезает из своего «ландкрузера» – в нем он ослепителен. Когда что-то становится главным, его необходимо отфотошопить до состояния фото на одноклассниках, и на это уходит очень много сил.

Потерять главное – это потерять все. Один неосторожный шаг может погубить всю эту сказку, и ты начинаешь контролировать себя, как радистка Кэт. Ты не дышишь, не чихаешь и не пукаешь – ты формируешь имидж, отныне вся твоя жизнь – это послание. Ты никогда не звонишь сама, не говоришь лишнего, нежно улыбаешься и смотришь вдаль, и все это складывается в главный мессидж – «не бойся меня, я не буду тебе в тягость». Когда любимый порет обидную чушь или совершает запредельные мерзости – ты молчишь и смотришь с пониманием, и это должно сигнализировать «не бойся меня, истерик не будет, со мной хорошо». Если тебе вдруг весело, ты не веселишься, тебе не до этого – ты играешь спектакль «со мной весело, и вообще я охуенная». А когда ты говоришь «на полсантиметра левее», то это означает не на полсантиметра левее, а вот какая я легкая и продвинутая в сексе. Чувствовать ты давно уже ничего не чувствуешь, чувствовать тебе некогда, ты борешься за свое счастье, ты толкаешь эту вагонетку по колено в песке, потому что у тебя любовь и главное, и нельзя сомкнуть глаз, нельзя себя выдать, ведь если на минуту расслабиться – все увидят, какая ты плохая, и тогда всему конец.

А вот когда не любовь и не главное, ты не носишь эти вериги. Тебе не надо никого усовершенствовать, ты абсолютно не страдаешь от того, что на нем не такие носки, а если он порет чушь, ты спокойно говоришь ему: «Ну и хуйню же ты несешь». Если любимый ведет себя как мудак, ты не делаешь умное лицо, а прямо говоришь – любимый, ты мудак. Если тебе хочется ему что-то рассказать, ты рассказываешь, не боясь ему разонравиться, а если тебе весело, ты не боишься быть нелепой. И если ты просишь на полсантиметра левее, то это означает, что тебе нужно на полсантиметра левее, и больше это ничего не означает. И звонишь ты сама, когда захочется, потому что тебе не нужно быть гордой и самодостаточной, раз это не главное, и пусть все видят, какая ты плохая, тебе плевать.

И когда немножко вот так поживешь, вдруг оказывается, что ты совсем не плохая. Ты, оказывается, не нелепая и навязчивая, а добрая, забавная и трогательная, как трогателен бывает всякий, кто отказывается от власти, кто просто идет на тепло, не возлагая на него никаких надежд и не называя его всякими страшными словами.