Многоэтажная планета

— Некоторые успевают за тридцать лет больше, чем другие за семьдесят. И когда будет коммунизм, люди будут гораздо больше успевать, чем сейчас.

— И все равно использовать свою неповторимую личность, свой неповторимый — только подумай, неповторимый! — жизненный и творческий опыт они и тогда не будут успевать.

— Но почему? Почему так, Фима? Разве природа не может всего, что ей действительно нужно? Нужно, чтобы муравьиная матка жила раз в двадцать больше, чем рабочие муравейника, — и это оказывается возможно. Почему же человеку отпущено жизни меньше, чем это необходимо человечеству?

— Любая особь живет примерно столько, сколько нужно для продления рода. И человек не исключение. Не потому, кстати сказать, что так нужно, как ты говоришь, природе. Просто видов, которые жили меньше, чем это нужно для продления рода, не осталось в мире. Но человек — особое дитя природы. Жизнь ему нужна, не только чтобы продолжить наличный род, но и чтобы человечество развивалось. И он сам сумеет увеличить человеческую жизнь в несколько раз.

— И для того мы здесь, на Флюидусе, верно ведь, Фима? Раньше, когда я была еще глупой девчонкой, мне казалось, что на других планетах главное — это какие-то невероятные существа. Но очень может быть, что, путешествуя в иные миры, люди и не откроют каких-то там райских планет или диковинных существ, но зато найдут ответы на очень важные вопросы. Верно? Ведь мы узнали здесь, что и животные и даже разумные существа могут питаться светом и неорганическими веществами, — а это революция в науке! Впервые человек, моя бабушка Матильда, возродилась из собственной клетки и начала жить заново. А завтра мы узнаем, как можно омолодиться, не утратив памяти о прошлой жизни!

В каюту к Ане заглянули Заряна и Сергей Сергеевич.

— Смотрите, — рассмеялась Заряна, — она так задумалась, что, кажется, даже разговаривает сама с собой.

— Позвольте узнать, о чем так задумалась юная леди? — спросил Сергеев.

— О жизни и смерти, — сказала тихо Аня. — И о бессмертии.

— И нужны тебе эти бесплодные умствования?

— Почему же бесплодные? Почему же умствования? — вступилась за Аню Заряна.

— Да как же не бесплодные, как же не умствования?! раскипятился Сергей Сергеевич. — Сколько веков уже одно и то же, одно и то же! А между тем жизнь, как она есть, в тысячу раз прекраснее гипотетического бессмертия!

— Ну, не такого уж гипотетического! Сегодня птица Феникс ходит среди нас и говорит по-человечески.

— Кто это — птица Феникс? — спросила вбежавшая за секунду до этого Матильда.

Все дружно рассмеялись, и Матильда вместе со всеми.

***

Капсулы уходили все дальше в глубь Флюидуса. Конечно, до настоящих, загадочных глубин было еще очень далеко, но и те ярусы, на которые теперь опускались, поражали необычностью условий, ставили в тупик. Фантасмагория красок, запахов, физических полей была там еще большей, чем в верхних слоях. Да и стволы, густо пронизывающие и эти ярусы, были здесь уже другой, ребристой формы, другого цвета. Иной была и сгущенная флюидусовская атмосфера. «Другой материк, другая планета», — говорили ученые, не зная, как лучше выразить свои впечатления.

И вот тут-то, в этих новых ярусах, обнаружили метровые «плоды», собранные в грозди. «Плоды» были не совсем округлые — скорее напоминали пузатые бочонки. Эти бочонки, оказалось, тоже имеют свои регулярно-периодические радиоимпульсы. А впрочем, что же на этой планете, вернее спутнике, не имело своих импульсов? И так же, как стволы и оплывки, эти бочонки не поддавались никаким режущим инструментам.

Сначала и в самом деле думали, что это плоды, и даже ждали, не отпадут ли они, дозрев. Однако и в этом Флюидус остался верен себе: плоды и не собирались отделяться от стволов.

Над тем, что же это такое, гадали бы, наверное, еще долго если бы не посчастливилось Заряне найти «порченый», лопнувший, но так же прочно сидевший на стволе плод. В нем оказалось что-то вроде зачатка дефилиппуса, и это было уж и вовсе неожиданно. Все как-то привыкли считать колыбелью дефилиппусов оплывки. Теперь вот эти бочонки…

Задумчивая Заряна декламировала потихоньку из пушкинского «Царя Салтана»:

Бочка по морю плывет…
И растет ребенок там…

— Но обратите внимание, — говорил Маазик, — не только бочонки неотделимы от ствола, зачаток тоже растет из самого ствола. Что же: в оплывках — куколки, здесь — яички?

— Ой, боже мой! — по-детски всплеснула руками Аня. — Или здесь животные вырастают из растений?

Никто не ответил на ее вопрос.

Михеич велел готовить внеочередную передачу на Землю, а заодно включить в нее беседу с юной Матильдой.

К этому времени Матильда была уже настоящим человечком — она училась читать и много расспрашивала о Земле. У нее больше не было вспышек пугающей Аню ярости — ведь никто теперь не пытался оставить ее пятно на плече без света, как это делали по незнанию Тихая и Аня в первые недели. Это была милая, нежная, рассудительная, очень живая девочка-подросток.

Матильда просмотрела сотни фильмов о Земле, выслушала сотни земных сказок и историй.

— Я — землянка? — спрашивала она.