Многогранник

– А мне не лестно, – обрубил посыльный и мило улыбнулся. – Мне и в особенности вам, некогда юный Господин, уже пора, – и аристократически посмотрел на свои странные алмазные часы. – Ваше время пришло. К чему же медлить?

– Что?.. – подумал спросить его Амос, но не успел: вдруг в груди убийственно сильно кольнуло, сердце забилось как бешеное и перед глазами все расплылось – из мужчины вырвался заглушенный до отсутствия звука вскрик, и его красивое тело рухнуло на стол.

– Как оно вам? – поинтересовался спустя пару секунд Райтер.

– Что это значит? – в ответ нерешительно произнес Амос, оказавшийся уже за спиной посыльного.

– Поздравляю, вы мертвы! – не удержавшись, прозвенел Райтер, без любопытства смотря на остывающее тело впереди себя.

– Что? – побледнел и без того бледный голубоглазый мужчина.

– Vinum est superflua in te.

– Времмиас, – окликнула его со стороны другого плеча Таната, – твоя работа заключается не в этом: я должна помочь ему, а не ты, – и отодвинула спутника в сторону. – Мистер Эбейсс, – обратилась она осторожно к Амосу, – все ли воспоминания вернулись к вам?

Мужчина промолчал в ответ.

– Мистер Эбейсс? – повторила Таната.

Амос слегка дернулся.

– Оу, да ладно, – то ли весело, то ли расстроено прощебетал не то Райтер, не то Времмиас, – я ставил на то, что ты сообразительнее. Ну, давай же, мистер Эбейсс, ты все уже понял – говори, – подбадривающе зазывал он бывшего господина.

Мужчина рассеяно посмотрел на него и сказал:

– Вы не посыльный, который работает на правительство… – Райтер довольно кивнул на это. – А вы пришли ко мне не с делом, – обратился он к Танате. – И я, в общем-таки, мертв… как и планировалось с самого начала, – в голосе Амоса почувствовалась легкая дрожь.

– Чудесно! – одобрительно воскликнул Времмиас и захлопал в ладоши. – Я действительно никогда не работал на вас. Даже лучше: вы думали, что я работал, а я лишь пользовался жадностью вашего начальства… «Но зачем?» – с непониманием спросишь ты, – опередил он вопрос Амоса. – А я отвечу: «Разве ты не читал записку, которую я оставил, еще не зная всей истории?», – тараторил мужчина без умолку.

– Нет, – виновато прошептал Амос, – я забыл про нее.

– Ай! – осуждающе протянул ему в ответ Времмиас. – Я так и знал! Вот зачем ты меня посылала к нему? – раздраженно пролепетал он Танате.

– Времмиас, – успокаивающе обратилась она к спутнику, – мы здесь не для этого – все, что прошло, отпусти, и пойдем уже, ибо, как известно, время не ждет, – тепло заключила эта женщина в ослепляющем белом пальто и шляпе с вуалью.

– Вы правы, Властительница, – согласился негромко белоглазый мужчина, – я действительно не жду, – и отточенным шагом, сквозь толпу замерзших людей, размеренно подошел к двери. – Прошу.

Он плавно дернул за ручку, и за ней оказалось черное пятно.

– Что будет дальше? – спросил с детским выражением лица некогда юный Эбейсс.

– Все будет хорошо, – заверила его убаюкивающе Таната.

– Ладно, – согласился Амос и медленно стал перебирать ногами, но вдруг остановился. – А как же Ренат? – впав в воспоминания, оглянулся тревожно он.

– А был ли Ренат? – ответила спутница в белом.

Она оглянулась туда, где сидел в воображении Амоса его давний друг, он радостно махал ему и беззвучно на пальцах повторял движения из их детской «фишки». Таната невольно улыбнулась.

– Он был, – пояснил трезво Амос, – долго был до всего безвольного и после него тоже был… Но теперь ему пора, – и Таната легким движением руки провела по воздуху, – как пора и мне, – и юноша с ярко-рыжими волосами исчез навсегда.

– Ты молодец: отпускать дорогих людей неописуемо больно. Мне радостно, что ты смог это сделать сам.

Амос, едва улыбнувшись, легко кивнул головой, и они с Танатой и Времмиасом одновременно пали в черное пятно, бесформенно распластавшееся в двери.

Однако мгновение спустя все трое оказались посреди непонятного темного пространства, где видно было лишь друг друга и вдали мерцающий белый свет.

– Неужто ли мне туда? – усмехнувшись, произнес освобождено Амос.

– Как ни странно, но в этом ты прав, – подтвердил без насмешек Времмиас.

Голубоглазый мужчина застенчиво бросил взгляд на Танату.

– Не переживай: все действительно будет хорошо, – вновь повторила она.

– Но заслуживаю ли я всего хорошего? – тоскливо врезался бывший господин. – Я же все видел, все чувствовал, что совершалось моими руками. Я чувствовал каждого, такого же заключенного в других подвластных Аврааму Эбейссу людях. Я знаю, сколько несчастий обрушил на них…

– Ты не виноват, – промолвила сочувствующе Таната.

– Нет, – отрезал Амос, – я виноват: я не сражался за себя, я недостойно пытался выбраться из омута могущественного прокрастианства, которое правило мной. Я лишь давил на свое тело, поглощая изо дня в день алкоголь, и тем самым старался уйти из жизни раньше, чем мог. Я ненавидел и терзал себя все годы. Я до сих пор ненавижу себя… и не могу простить… Так почему же я достоин лучшего? Я ничего не сумел, – на мгновение перед Танатой предстал еще совсем юный Амос, глядевший на нее с влажными глазами.