Многорукий Бог Далайна

Несчастья преследовали бывшего дюженника, а ныне одонта Тройгала все последние годы. Падение старого Хооргона грозило ему нечаянной смертью, поскольку назначенный одонтом Пуиртал знал о двойной сути дюженника и не стал бы терпеть при себе доносчика. Поэтому Тройгалу ничего не оставалось делать, как поддержать авантюру юнца Хооргона, а потом вместе с ним бежать на угловые земли. Там поначалу все шло хорошо, хотя слова прямодушного глупца Мунага сбылись, и цэрэги были недовольны дежурствами на границе. Но даже недовольство Тройгал обратил в свою пользу. Он мягко оттеснил мальчишку от власти, получив из его же рук титул одонта, и потихоньку вступил в переговоры с настоящим ваном. Вечносухой государь благосклонно принял вести от бывшего соглядатая, и дела вроде пошли на лад. Ван соглашался утвердить Тройгала одонтом угловых земель и принять под свое покровительство, но требовал выдачи Хооргона и казны. Тройгал соглашался выдать только Хооргона, который, ни о чем не подозревая, почивал в своих покоях. К сожалению, так лишь казалось Тройгалу, потому что в тот самый момент, когда ван согласился удовольствоваться одним Хооргоном (но обязательно целым и невредимым!), мятежный юнец исчез. Он пропал прямо из опочивальни, у входа в которую стояли верные Тройгалу люди, и найти его не удалось. Ван был разгневан, переговоры надолго прервались.

Два года прошли в мучительной неопределенности. Объявить ваном самого себя Тройгал не решился – это значило отрезать возможные пути к отступлению, и оставался одонтом неясно при ком. Между тем, цэрэги роптали, и даже земледельцы начинали повышать голоса. Применять к солдатам жесткие меры Тройгал опасался, хотя и понимал, что недовольство может вылиться в открытый бунт.

Так обстояли дела в тот момент, когда среди ночи Тройгала подняло известие, что граница прорвана. А ведь Тройгал был уверен, что ван не пойдет на подобное безумство, которое не могло принести ему ничего кроме потерь и лишних волнений. Но потом оказалось, что границу преодолели не войска, а толпы изгоев. Как они сумели пройти, было известно лишь им и погибшим цэрэгам заграждения. Во всяком случае, ухэры не успели выстрелить ни разу.

Два дня в крошечной стране шла война, цэрэги, понимая, что с такими гостями не договоришься, дрались бешено, и Тройгал уже загадывал, как после победы станет казнить предводителей противника, но неожиданно противник исчез. И лишь через сутки выяснилось, что изгои ушли на север по мертвой полосе, которая, как было отлично известно, обрывалась в далайн.

Но теперь оказалось, что огненное болото идет не на два, а на три оройхона, а за ним начинается настоящая земля, куда и ушли изгои. Причем, они не просто сбежали, а заняли проход, поставив там захваченные у Тройгала ухэры. Крошечное царство было зажато с двух сторон.

Взбешенный Тройгал вызвал дюженника Цармуга, который три года назад ходил по мертвой полосе, проверяя, куда она идет, и страшно избил его.

– Вонючка! Гнилоед! – орал он. – Поленился лишний оройхон пройти! В нойте утоплю!

– Я ходил! – брызгая кровавой слюной, кричал Цармуг. – Не было там ничего!

– Вре-ешь!.. – и Тройгал снова бил, хотя и понимал, что Цармуг прав. Прозевали илбэча и землю тоже прозевали.

Самое страшное, что теперь нечем было обороняться. Четыре последних татаца, прежде грозно украшавших вход в алдан-шавар, были перенесены к границе. Больше орудий у Тройгала не было, не было и мастеров-макальщиков – каторжные заводы стояли на восточных окраинах государства вана.

Вновь Тройгал вступил в переговоры, но теперь ван требовал не только казну и ежегодную дань, но и заложников. Утешало самозваного одонта лишь то, что ван все же ответил ему, и, значит, можно еще поторговаться. Отвечал Тройгал уклончиво, так что было невозможно понять, какое именно сокровище не может он отдать – сыновей или оружие и жемчуг. Ван требовал и то, и другое. В ответ Тройгал смиренно отослал списки, утаив двух сыновей из шести и самое ценное среди сокровищ. Ван напомнил, что ему нужны не клочки кожи, а сами драгоценности и, в первую очередь, пропущенные в списках, доспех из черного уулгуя и талх, расшитый дисками уулгуя бледного.

Тройгал еще не решил, как будет отвечать, когда новый удар обрушился на него: на востоке возник оройхон, граница исчезла.

Испуганный и растерянный он стоял, глядя на огромное пространство, которое было невозможно оборонять. Мунаг, быть может, и умудрился бы держаться здесь, но Мунага нет в живых.

– Надо бежать, – сказал один из дюженников. – Иначе раздавят, как только ван подтянет войска.

– Погодите… – простонал Тройгал. – Еще есть выход. Я вел переговоры с ваном. Отдадим казну: доспех, дорогое оружие, царское платье, и все останутся на местах. Ван обещал…

– Ну, давай, – сказал кто-то, и Тройгал с холодным ужасом заметил, как изменились взгляды и голоса окружающих.