Многорукий Бог Далайна

Известность Шоорана росла, его и крошку Ай узнавали издали, и теперь они могли бы спокойно идти через сухие земли, не боясь предусмотрительной ненависти мужиков. Но зато и строить становилось все тяжелее. Сказитель всегда на виду. Чтобы отвести от себя подозрения, Шооран дожидался, пока утомленные люди разойдутся, потом, вслепую совершал ночной бросок, куда-нибудь в сторону, в предутренние часы ставил оройхон и возвращался к Ай, покорно караулившей уложенный в колыбель суваг. После этого приходилось день или два отсыпаться, а затем можно было начинать все с начала.

Единственное место, где Шооран старался не останавливаться надолго, был мыс около владений Моэртала. Здесь помнили, что он беглый цэрэг и объявлен вне закона. Зато именно сюда чаще всего прибегал Шооран ночами, увеличивая новую провинцию, которой управлял Ыуртак – взрослый сын зажившегося на свете одонта Ууртака. Полуостров рассекал далайн на две приблизительно равные части, пролив, соединявший их, с каждой неделей становился все уже, так что скоро можно было надеяться увидеть вдали берег – проклятую страну добрых братьев.

Безумный илбэч за два года не принес стране вана ни единого сухого оройхона, Шооран создал их больше полутора дюжин. И это не считая собственной страны и работы в плену у общинников. Лишних земель по-прежнему не было, но все же всякий здоровый мужчина мог найти себе место. Изгоями оставались калеки и женщины. Им не давали земли здесь и не пускали в новую страну, позволяя умирать на мокром. Впрочем, облав на них тоже не устраивали – калеки не опасны, а выловить их, прочесав изрезанное и бесконечно растянутое побережье – непросто. Среди этого однообразно-пестрого люда Шооран становился все более заметен, так что начинал подумывать, а не бежать ли ему обратно в свою страну или, напротив, поближе к кресту Тэнгэра. Но пока продолжал изображать сказителя, а ночами работать, надеясь, что Ай ничего не поймет.

– Я ухожу по делам, – ему больше не приходилось добавлять, что он скоро вернется, это подразумевалось само собой.

Ай кивнула, соглашаясь, и он исчез в сгущающейся багровой тьме. В разобранной колыбели остался лежать суваг. Шооран знал, что пока он не вернется, Ай не ляжет в постель и будет спать, соорудив гнездо из каких-то обрывков.

Шооран спешил на север. Сейчас, когда стало известно, что рроол-Гуй плавает по другую сторону мыса, надо успеть нанести удар с этой стороны, сузив пролив до крайнего предела. Шооран бежал, привычно нащупывая почти невидимую дорогу. Перешагивал камни, старался обходить слишком глубокие лужи – берег башмаки, изрядно стоптанные за последнее время. И чуть не упал, наступив на что-то мягкое.

В темноте вскрикнули. Шооран наклонился, стараясь понять, не поранил ли он человека, неосторожно улегшегося спать поперек дороги. Высек искру на свитый из соломенной пряжи фитиль, раздул огонь. Тлеющее пятно расползлось по концу фитиля, смутно осветив лицо Шоорана и женщину, приподнявшуюся на локте из похожей на корыто плохо разложенной колыбели. Это была воровка, которая пыталась ограбить Ай пару месяцев назад.

– Ты? – произнесла женщина. – Пришел… Я знала, что никуда ты не денешься.

Невозможно было сказать, будто он спешил по делам и споткнулся об нее случайно. Женщина, двумя руками обхватившая его за шею, не поверила бы, да и сам он в эту минуту не верил в такую случайность. Вместо этой ничтожной правды вспыхнула другая истина: никакая самая адская работа не сможет погасить зов крови, жарко застучавшей в висках. Женщина откинулась назад, притягивая Шоорана к себе. Тлеющий фитиль с шипением упал в грязь.

От никогда не мытого тела кисло пахло застарелым потом, но это Шооран заметил лишь когда умолк стук крови в ушах и вернулась способность понимать.

– Ну вот, видишь, как хорошо, а ты меня гнал, глупый, – шептала женщина, прижимаясь к нему. – Ведь хорошо, правда?

Шоорану было противно и стыдно, и очень хотелось оказаться сейчас где-нибудь далеко.

– Знаешь что, – сказала женщина, – давай останемся здесь? Этот оройхон может быть уже сегодня высохнет, и мы получим землю. Тебе дадут, я знаю.

– С чего ты взяла, что он высохнет? – произнес Шооран.

Еще утром он колебался, работать ли здесь или бежать на оконечность мыса и лишь в последнюю минуту выбрал второй вариант. А теперь выясняется, что здесь его ждали.

– Это проще, чем чавгу съесть, – улыбнулась невидимая собеседница. – Думай сам: Многорукий у восточного берега – значит илбэч – тут. Не станет же он к Многорукому в пасть прыгать. В центре он строил, на юге – строил. Там сейчас землю делят, там шумно. Что ему, жить надоело? Значит, он или мыс дальше двигать станет, или наш оройхон сушить. Ясно?

Шоораном овладел страх. Воровка дословно повторила все его недавние рассуждения. Казалось, она вот-вот скажет: «А ведь илбэч – это ты». Но по счастью, последнего шага женщина не осилила. Слишком уж заманчиво маячило перед нею будущее счастье. Она принялась гладить Шоорана по голове, плечам и быстро, боясь, что ее прервут, зашептала: