Многорукий Бог Далайна

– Это твой конец, дурень! – возопил здравый смысл. – Взгляни на свои ноги – мозоли больше не помогут тебе, их нет, они превратились в уголь! Ты не сможешь вернуться назад и скоро сгоришь тут, не доказав ничего и никому!

– До стены еще три шага, – сказал Мозолистая Пятка. – Я должен пройти их. Но и там я не поверну, а буду биться в эту стену, потому что сильнее боли и страха желание знать, что впереди!

Мозолистая Пятка не вернулся к людям, и вскоре истаял одинокий дымный султан над дальними аварами. Нетрудно догадаться, что произошло там, возле стены Тэнгэра. Но неисправимые бродяги врут, будто иногда с той стороны тянет ветром, словно сквозняк дует в распахнутую дверь. И тогда им кажется, будто Мозолистая Пятка все еще идет куда-то, за гранью мира, по ту сторону бесконечности.

10

«Счастье государства в руках поваров», – дюжину раз прав мудрец, изрекший эту истину! Изысканный повар ублажает желудок государя и веселит его сердце. А из веселия государя напрямую проистекает благоденствие подданных и счастье государства. Горе народу, если изделия дворцовых кулинаров отягощают царственное нутро и вызывают колики и помрачение чувств. И что делать мудрому правителю, если царство его оскудело мастерами кухни, и вокруг одни неучи, от стряпни которых урчит в кишечнике? В таком случае, монарх, пекущийся о благе подданных, сам берется за миски, ножи и вертела.

Невежды полагают, будто хороший вертел можно выточить из кости. Мол мясо и прежде было на костях… Чужая кость сушит мясо! Шампур должен быть только деревянным, причем не из ветки, а из средней части смолистого ствола. Только тогда появится должная степень аромата. А вино? В сладком вине мясо можно тушить – жирное, завернув в листья; к постному добавив мелко порубленной водяной травки – а для вымачивания годится только кислый напиток из специально собранных недозрелых плодов!

Владыка полумира, сияющий ван, да пребудут его ноги сухими, устало опустился на скамью и вытер перемазанные салом руки. Лишь на малой дворцовой кухне он мог быть самим собой, сюда запрещался вход кому бы то ни было, кроме двоих старых прислужников, весьма искусившихся в разведении огня: легкого соломенного, сухого угольного или ленивого, сытного пламени масляного светильника. Всякое горячее блюдо надлежит готовить на своем огне. На боку авара можно печь или томить варево в тонкой непрогорающей посуде, а для нежного искрящегося отвара нужна солома.

Ван вздохнул. Не так часто он мог уединиться здесь, чтобы собственноручно приготовить обед для себя и двух-трех любимых жен. Чаще государственные дела отнимали время, и приходилось довольствоваться стряпней поваров, хотя ни один из этих кулинаров не мог соперничать в поварском деле со своим повелителем. Ван был мастером редкостным, изысканным, умевшим при одном взгляде на сырые продукты представить вкус будущего блюда. «Съесть можно все, – любил повторять он, – главное, как следует приготовить».

Как-то в подтверждение этих слов он решил изготовить нечто съедобное из самой мерзкой вещи в мире – из шаварного нойта. Целую неделю один из дворцов Царского оройхона смердел, словно авары мертвых земель, но в конце концов государь добился своего: нашел, что высушенный и умеренно прокаленный нойт обращается в серый порошок жгучего вкуса, оказавшийся великолепной приправой. Рецепт порошка ван хранил в тайне, помня, что «пожиратель нойта» – оскорбление, которого не прощают даже гнилоеды.

С тем большим удовольствием ван потчевал блюдами с секретной приправой своих гостей. Правда, сам он нойт больше не сушил, а лишь прокаливал высушенную субстанцию до нужного градуса.

О кухне вана ходили легенды и анекдоты, а приглашенные на парадный обед одонты, вернувшись домой, вытрясали душу из слуг, требуя от них тех блюд, что вкушали за царским столом.

Накормить дрянью так, чтобы все были в восторге – в этом кулинария схожа с политикой. Есть у них и еще одно сходство. Покойный отец царственного вана тоже не гнушался посещать кухню, но лишь с одной целью: положить в какое-нибудь блюдо ломтик выброшенной далайном рыбы, а потом поднести смертельное угощение неугодному царедворцу. Царствующий ван на пирах такого не позволял, не желая оскорблять искусство приготовления пищи, а в политике… почему бы и не угостить рыбкой чересчур прыткого деятеля?..