Многоцветная магия

Лилит пробормотала что-то крайне непочтительное, но спорить с одним из главных волшебников своей общины не рискнула. Юрий вспыхнул, но тоже был вынужден промолчать: в тех вопросах, где речь шла о безопасности огненных магов, Алексий имел полное право приказывать каждому из них. К тому же, Златов понимал, что во многом Звонников прав: оставить Лилит на свободе в такое непростое время было опасно и для других магов, и для нее самой.

Взрослые волшебники попрощались с детьми, заверили Лилит и Альбину, что уже совсем скоро они снова вернутся в нормальную жизнь, и один за другим покинули классные комнаты. Златов вышел позже всех: он до самого последнего момента надеялся, что ему удастся незаметно от других переброситься с Шороховой хотя бы парой слов и сказать ей, как сильно он за нее боялся, но металлическая чародейка разглядывала комнату и явно думала о чем-то другом, и вместо нее Юрий то и дело встречался глазами с Лилит — уже не столько испуганной, сколько радовавшейся "интересному приключению" и наверняка мечтавшей о том, что она выберется из подземного жилья и сама найдет преступников. Раздосадованный всем этим, Юрий сердито шикнул на Лилит, чтобы та "вела себя хорошо и даже не думала делать глупости", холодно попрощался со всеми остальными "заключенными" и вышел в подземный коридор под неодобрительное хмыканье Эраста. За ним с глухим стуком захлопнулась толстая деревянная внутри и обшитая железом снаружи дверь, потом из-за нее раздалось еле слышное звяканье замков, а еще через минуту переключившиеся на магическое зрение подростки увидели, как все щели между дверью и стеной засветились теплым медово-желтым сиянием. Однако оценить его красоту волшебникам не удалось — слишком хорошо они понимали, что это сияние означает, и слишком неприятно им было думать, как они будут выкручиваться, если кому-нибудь из них срочно понадобится попасть наверх.

Альбина окинула взглядом всех оказавшихся по ее опекой подростков, не без страха думая о том, что теперь ей нужно будет чем-то заниматься с ними целые сутки. Она покосилась на Лилит, но ответом ей был еще более перепуганный взгляд — и не только перепуганный, но и полный надежды, что Шорохова обязательно что-нибудь придумает и справится со всем сама. Убедившись, что помощи от подруги она не дождется, металлическая волшебница вздохнула и вновь повернулась к уже о чем-то подозрительно шушукавшимся ученикам:

— Ну что, сейчас семь восемнадцать, два урока провести мы вполне успеем, потом поужинаем, а потом предлагаю пораньше лечь спать — все равно заняться нам здесь особо нечем.

Подростки недовольно загудели: общий смысл их возражений сводился к тому, что заниматься учебой, когда "весь магический Петербург в едином порыве" ищет преступников, а сами они "вынуждены скрываться от ужасной опасности" — это просто-напросто неприлично. Шорохова выслушала их с серьезным видом и понимающе кивнула:

— Конечно, все так, время для уроков сейчас не самое подходящее, но я вам это предложила только потому, что вам всем надо в срочном порядке научиться превращать один предмет в другой. Потому что ночевать мы тоже будем здесь, а матрасов и одеял местным дизайном не предусмотрено. Так что либо вам придется спать на полу и мерзнуть, либо вы сами наколдуете себе все мягкое.

— А вы сами нам одеяла наколдовать не сможете? — нахально поинтересовался Леонид. Лилит возмущенно вспыхнула, но Альбина успела спокойным голосом ответить раньше нее:

— Я-то могу, но делать этого не буду.

— А… — начал было Левцов, но Шорохова с легкостью предвосхитила его следующий вопрос:

— Да, я совершенно спокойно смогу спать на матрасе, даже зная, что несчастные маленькие дети ворочаются на жестком полу.

"Несчастные маленькие дети", включая и Левцова, дружно расхохотались, и Альбина с улыбкой кивнула на расставленные полукругом парты:

— Рассаживайтесь, нечего время терять. Начнем с чего-нибудь маленького и простого…

Первый урок растянулся больше, чем на полтора часа — за временем никто особо не следил, а отрываться от сложной, но крайне интересной работы не хотелось ни ученикам, ни преподавательнице. Начали они действительно с простых вещей — попытались превратить носовой платок в маленькую подушечку. Результат, как это бывало на уроках почти всегда, оказался довольно неожиданным: у Беллы из платка получился пушистый комок ваты, у Миши — нечто твердое и бесформенное, словно кусок застывшего папье-маше, у Леонида и Романа платки разорвались на кусочки, а "учебное пособие" Аллы обуглилось по краям. Последнее было особенно удивительным, потому что обычно Марченко просто-напросто сжигала вещи, с которыми пыталась колдовать, а теперь платок пострадал намного меньше.

— Ну вот, ты уже неплохо научилась себя контролировать, — похвалила ее Альбина, рассматривая обгоревший квадратик ткани. Алла небрежно кивнула, забирая испорченный платок назад, но по ее глазам было видно, что эта сдержанная похвала ей приятна и что именно такой похвале, не восторженной, а довольно скупой, девочка верит.