Многоцветная Земля

Эйкен соскочил с постели и подошел к окну. Рония просыпалась и приступала к будничным делам. Он видел людей, прогуливающихся или шествующих деловой походкой, высокорослых тану верхом на халикотериях, покрытых нарядными попонами, и крохотные фигурки рамапитеков, подметающих улицы, копошащихся в садах, переносящих какую-то кладь. Калейдоскоп, да и только!

—… Эй, я тебе говорю, Эйкен! Отзовись! Ты где, приятель?

Мысленный сигнал прозвучал в сознании Эйкена сначала неуверенно, как бы запинаясь, потом все более отчетливо и настойчиво. Ну конечно же, это Раймо. Угрюмый лесоруб резко изменил свое отношение к Эйкену, когда вчера вечером увидел, что у его приятеля открылись метапсихические способности. Раймо перестал относиться к нему, Эйкену Драму, как к трепачу и сменил свой тон на дружеский. А почему бы и нет? Ведь у него, Раймо, есть нюх на победителя.

— Эй, это ты, Раймо? Я тебя спрашиваю, ты толкуешь со мной?

— А кто же еще? Послушай, Эйкен, если все происходящее — сон, то лучше не буди меня.

— Не сон, а самая что ни на есть действительность, и мы должны пребывать в ней чертовски долго. Слушай! А что, если мы сейчас выберемся из дома и немного побродим по городу?

— Эйкен, они меня заперли.

— Ты что, забыл, о чем мы узнали вчера на вечере? Подожди одну наносекунду, я только оденусь и буду у тебя.

Эйкен облачился в свой сверкающий золотом костюм, осмотрелся, убедился, что ни один тану за ним не наблюдает, и преспокойно вылетел из окна спальни. Воспарив над домом, как большое блестящее на солнце насекомое, Эйкен завис в воздухе и с помощью вновь обретенной метапсихической способности читать чужие мысли обнаружил, откуда исходит мысленное ворчание Раймо, нырнул в открытое окно приятеля и приземлился посреди комнаты с возгласом:

— А вот и я!

— Ну и здорово, — проворчал Раймо с завистью. — Видать, ты действительно наловчился летать. А я гожусь только на то, чтобы поднимать мебель в воздух.

И в доказательство Раймо заставил кровать протанцевать по всей комнате, а столы и стулья — совершить замысловатый полет.

— Каждому свое, лесоруб! У тебя свои таланты, у меня свои. Ты же сумел открыть запертый замок, когда обнаружил, что тебя заперли, там, в замке.

— О дьявол! А мне это и в голову не приходило!

Эйкен ухмыльнулся:

— Ничего, теперь и тебе, Раймо, и мне придется о многом поразмыслить. Вчера вечером у нас, можно считать, глаза открылись. Верно говорю?

Бывший лесоруб громко расхохотался, и оба приятеля принялись изображать в лицах события минувшего вечера, посмеиваясь над смущением вконец скандализованных Сьюки и Элизабет, которые немедленно удалились, когда к участникам празднества присоединились те, кто принимал участие в Охоте. Ох уж эти недотроги! Никакого чувства юмора, и к тому же фригидны. Зато как разошлась компания, когда они ушли! Веселье продолжалось до самого рассвета, и они, Эйкен и Раймо, смогли повеселиться на славу, в особенности если учесть, что их серебряные ожерелья не только не мешали им наслаждаться жизнью, а наоборот, усиливали удовольствие!

Эйкен показал жестом на окно:

— Давай посмотрим, как тут люди живут. Мне очень хотелось бы узнать, что поделывают в Изгнании самые обычные люди, без всяких там метапсихических способностей. Да не бойся ты, Раймо. Ничего, что ты не умеешь летать. Я могу удержать в воздухе двоих.

— Нас заметят.

— У меня открылась еще одна метапсихическая способность. Я могу создавать иллюзию различных вещей. Вот смотри сам!

Раздался почти беззвучный хлопок, словно лопнул мыльный пузырь, и юркий человечек в сверкающем золотом костюме исчез. Откуда ни возьмись, в комнате вдруг появилась большая желтая бабочка, похожая на махаона, и села прямо на нос Раймо.

— Убери лапы, кому говорят, — раздался голос Эйкена, — а не то я тебе как врежу!

Бабочка исчезла, и перед лесорубом вновь оказался неугомонный любитель дурацких шуток и всяких розыгрышей. Он стоял перед Раймо, держа один палец прямо у того на носу.

— Здорово, Эйкен! Ты, должно быть, основательно нализался.

— Попробуй сказать это еще раз, лесоруб, и своих не узнаешь. Дай мне руку. Не дрейфь! Пошли!