После ужина, за которым они, по принятому ими порядку, предпочитали не говорить о делах, в номере Фуста Гифт дал волю своей язвительной иронии:
— Что на вас напало, Фуст, что вы решили меня и себя угробить так решительно?
— Но вы же видели, что я не виноват. Я не искал столкновения. Наоборот, я считаю, что я спас всех своим хладнокровием. Одно неверное мое движение — и мы бы ужинали с вами в другом месте…
— Я подумал, что на вас снова напал мрак… — сказал Гифт. — А как вам нравятся наши спутники? — спросил он после недолгой паузы.
— Шофер, по-моему, на месте. Он молчалив, исполнителен, строг к себе, я думаю, что он человек не болтливый. Что касается Фазлура, то он дитя природы, лирический субъект, и диковатый притом. Из таких легко делать полезных нам фанатиков, если направить их в нужную сторону. С ним стоит повозиться. У него больное самолюбие, и мне кажется, ему не нравится, что вы зовете его «охотник». «Охотник» в этих краях не имя для сына богатого отца. Заметьте, что он ведь не спрашивает никакого вознаграждения за эту поездку. Я предложу ему путешествовать с нами до Барогиля и совершить весь круговой маршрут. Он нам сможет очень пригодиться. А потом, как знать, одним нашим человеком в этой стране будет больше…
— В наше сложное время это не так плохо. Они, его земляки, симпатизируют нам и не симпатизируют англичанам. Тем более что мы дадим им хороший кусок Кашмира, — сказал Гифт. — Я помню, как трещали и корчились в огне эти маленькие городки. Пожары в Музаффарабаде, Домеле, Ури — это хорошая работа разбойников с гор. Их недаром тогда пригласили. Они хорошо попользовались всем. А помните Хейта, которым овладел дух разрушения? Он даже благодарил этих бандитов за «героизм и отвагу».
— Тсс, Гифт, вы говорите лишнее. Никогда не надо говорить лишнего. Хейт уже дома и пожинает лавры, а мы здесь и еще не свободны для отдыха.
— Я хочу только сказать, что это была хорошая хота для индийцев. Мы загоняли магараджу, как полумертвого от страха льва. Я не раскаиваюсь, что участвовал в этой охоте. Нам очень помогала тогда леди, о которой мы говорили с вами в Лахоре.
— Элен Ленсмонд?
— Да. Ее знают все, от Катманду до дальнего Леха. Она знаток всего, и все знают ее тоже… Все знатоки…
— Вы, кажется, острите, Гифт. У вас это никогда не получалось.
— Нет, правда, все, кого судьба забросила в эти края, в эти горы, обязаны знать имя этой умницы, которой не клади пальца в рот.
— Класть пальцы в рот никому не надо, — сказал Фуст, — поговорим лучше о завтрашнем маршруте.
Пока они курили в комнате Фуста, Фазлур и Умар-Али в тесной компании шоферов разных машин, ночевавших в гостинице, сидели при луне, шутили и смеялись, перебирая случаи на дороге. Шоферы рассказывали о владельцах машин, своих хозяевах, всякое, большей частью нехорошее.
Умар-Али, как всегда молчаливый и осторожный, лежал рядом с Фазлуром на свернутой попоне, которую они достали у заведующего гаражом.
Фазлуру был интересен этот нравившийся ему быстрый и сдержанный, гибкий человек с тонким лицом и узким ртом хитреца.
Умар-Али неожиданно сказал, придвинувшись к нему вплотную, так, что никто не мог бы слышать его слов:
— Как ты себя чувствуешь?
— Я, — сказал Фазлур, — думаю, что если я решился на эту непонятную поездку, то только потому, что со мной рядом человек, которому я верю и Нигяр тоже верит.
Почему он сказал о Нигяр, он и сам не мог бы объяснить, но Умар-Али принял это как нечто вполне естественное.
— Чего, по-твоему, хотят эти люди? — продолжал Фазлур. — Они только ученые, богатые люди, которые едут, куда хотят, и делают, что хотят, или за чем-нибудь другим они приходят в нашу страну?
Умар-Али оперся на локоть.
— По-моему, надо быть с ними осторожным. Они хотят быть поближе к границе Советского Союза. Они из тех, кого это интересует. Когда Аюб Хуссейн говорил со мной, он сказал: «Ты должен ехать очень спокойно, не торопясь, ехать бережно. Это большие люди, и с ними не должно быть никакого несчастья».
— Они нас сегодня хотели отправить на тот свет, — усмехнувшись, сказал Фазлур. — Ты назвал Советский Союз. Я об этом не подумал. Ты знаешь, я прошлый год был в Лахоре, когда там открылся конгресс писателей. Мне было интересно видеть людей
Умар-Али сказал почти шепотом:
— Я тоже видел нашего человека, побывавшего в Советском Союзе. Он рассказывал удивительные вещи.
— Так ты говоришь, — у Фазлура не выходило это из головы, — что они хотят видеть границу Советского Союза? Но ведь Пакистан не граничит с Советским Союзом…
— Они, я слышал, идут через Барогиль и дальше… Что там дальше? Я не бывал там, а ты оттуда сам…
— Там дальше Вахан. Афганистан. И за Пянджем — Советский Союз. Об этом стоит подумать. Ты коммунист, Умар-Али? Признайся, если хочешь; если не хочешь, не говори…