Множественные убийства: природа и причины

Как мы видим, для этого исключительно жестокого человека кровь — своя, недругов (избиваемых), животных — имеет особое значение. Ее роль нужно оценивать не в гастрономическом аспекте, как нечто доставляющее физиологическое наслаждение, а больше в символическом (учитывая его личность и поступки, в том числе убийства), тоже способном приводить к приливу энергии. Можно думать, что кровь для него символизирует смерть и в этом качестве завораживает его. Конечно, кровь может символизировать и жизнь, но в данном конкретном случае у этого конкретного человека — жестокого, агрессивного, всегда бьющего до крови — она олицетворяет прямо противоположное, страстно притягивая его к себе. То, что это так, говорит и тот факт, что он не только пил кровь животных, но и себе резал руки, и бил своих противников, пока те не переставали шевелиться, а вид их крови заставлял бить еще сильнее.

Любовь Фирсова к сырому мясу, в котором тоже есть кровь, носит, по-видимому, атавистический характер, заставляя предположить, что по механизмам коллективного бессознательного к нему возвратился древнейший опыт предков. Фирсова весьма привлекает агональный период убиваемых животных: «Когда вспарываешь животное, очень заводит исходящий от него запах… нравились испарения». Иными словами, он бессознательно ощущает исключительную значимость грани между жизнью и смертью, и эта грань неодолимо привлекает его к себе.

Внешне Фирсов практически полностью соответствует тому описанию некрофильского человека, которое приводит Фромм: маловыразительное лицо, спокойное, неулыбчивое. Он вязок, замкнут, но склонен к рассуждательству. О себе в беседе сказал: «Смеялся я редко, редко улыбался. Раньше, еще до ареста, хорошее настроение у меня было редко. Шутить часто не люблю». Как пояснил мне в беседе Фирсов, у него был какой-то неведомый ему непонятный спутник, которого он называл: «кто-то». Последний появился, когда Фирсову было 14 лет, и стал особенно часто навещать его, когда он оставался один. «Кто-то», как рассказал Фирсов, не был человеком, это был некий объем, состоящий не из единого целого, а из кружков, кружков в кружке; иногда он полностью обволакивал его, в других случаях — входил в него. «Поэтому я чувствовал себя в броне, не боялся даже пули. Мне было приятно, была легкая тяжесть. Я был защищен со всех сторон». «Время от времени снилось, что я убиваю. Злиться было не на что, но шел на улицу со злобой, старался не думать об убийстве, но все равно думал. «Кто-то» заставлял меня убивать».

Как мы видим, Фирсов (он признан вменяемым) склонен думать, что им управляла какая-то сила, толкавшая его на убийства. Необходимо отметить, что Фирсов совсем не отрицал своей вины и охотно, даже деловито давал пояснения практически по всем вопросам, в том числе интимным, сексуальным.

Таким образом, все, о ком говорилось выше, не испытывали ни психологического дискомфорта, ни моральных угрызений по поводу того, что ими убито много людей. В беседах с ними невольно возникало переходящее в убеждение чувство, что они все находятся по ту сторону нравственности и о моральных аспектах содеянного просто не думают и не думали никогда.

5.3. Генрих Гиммлер — классический пример некросадизма

Прежде чем изложить свои соображения относительно Гиммлера как некрофила, я должен сделать несколько предварительных замечаний.

В первую очередь отмечу, что Гиммлер является не множественным, а массовым убийцей, на нем лежит печать проклятия за убийства миллионов людей, умерщвленных с его участием и по его приказу с момента захвата власти нацистами в Германии и особенно в годы Второй мировой войны. Недаром на Западе его называли «кровавым псом Европы». Тем не менее мне трудно было устоять перед искушением исследовать некрофилию на примере столь заметной исторической фигуры. Тут же возникли сложности, обусловленные тем, что о нем можно судить лишь по некоторым воспоминаниям и книгам, в которых рассмотрены его личностные особенности и действия как человека, политического деятеля и главы всего репрессивного аппарата фашистской Германии.