Множество жизней Мейзи Дэй

Я уже ничего не понимаю. Я пытаюсь хотя бы ползти вперёд, но гладкие плитки, кажется, плавятся под пальцами. Лоб весь мокрый от пота, его капли стекают по моему лицу и щиплют кожу, смешиваясь со слезами. Я открываю рот, чтобы позвать маму и папу, но вместо крика издаю лишь беззвучный вой.

Из кармана у меня выпадает значок, и я смотрю, как он прыгает по полу. Мгновение он кажется совсем рядом с рукой, но едва я начинаю смыкать вокруг него пальцы, как он скрывается из виду в невообразимой дали. Всё ускоряется, и комната вокруг меня превращается в целую Вселенную.

Учёные полагают, что когда наша Вселенная только зародилась в Большом взрыве, она была совсем крохотной. Малюсенький пузырёк пространства-времени, в триллион раз меньше, чем самая мелкая песчинка, но в нём уже бурлила вся энергия и вся материя, из которых должно было возникнуть всё на свете. И когда Большой взрыв случился, этот крохотный пузырёк вдруг очень-очень быстро стал очень-очень большим. Менее чем за секунду он увеличился в размерах – от субатомной частицы до колоссального пространства в миллионы миль в диаметре. И с тех пор оно только и делает, что расширяется.

Но сейчас, когда я вижу, как стремительно отдаляется от меня в бесконечность кухонная дверь, мне кажется, что кухня взрывается ещё быстрее, чем Вселенная.

У меня кружится голова. Я окончательно перестаю понимать, что происходит. Сегодняшний день, который должен был стать самым замечательным в моей жизни, почему-то превращается в кошмар.

По мнению некоторых учёных, реальность – это всё, что остаётся, когда нет никого, чтобы её воспринимать. Я не знаю, где сейчас мама, папа и Лили. Здесь осталась только я. Интересно, если я закрою глаза, этот ужас исчезнет?

Я снова боязливо оглядываюсь – и вижу только абсолютную темноту, которая уже подкрадывается к моим пяткам. Я болтаюсь на самом краю бесконечности, и если эта темнота коснётся меня, я тоже сгину, не оставив следа.

Отчаянным рывком я бросаюсь вперёд и, зажмурившись, хватаюсь за ручку двери в доброй половине Вселенной от меня.

И поворачиваю её.

4

Стоит мне только выйти в сад, как солнце заливает мою кожу теплом, и от зябких мурашек остаются только воспоминания. Я в моей любимой футболке – белой с вышитой блёстками звездой на груди, и в новеньких джинсах, которые мама купила мне специально для праздника. День сегодня будет просто замечательный.

Мама возится на кухне – покрывает глазурью мой именинный торт. То есть я так думаю – она не захотела, чтобы я его увидела, и со смешком выгнала меня из кухни, когда я попыталась подглядеть.

– Отнеси-ка папе чай, – сказала она, подавая мне исходящую паром кружку. – Кажется, он ему сейчас не повредит.

Папа стоит на верхней ступеньке невысокой лестницы, спускающейся к нашему заднему дворику, и чешет в затылке, изучая какой-то листок бумаги. На лужайке перед ним лежит аккуратно сложенный тент из плотной белой ткани. Пластиковая плёнка с него уже сдёрнута и валяется рядом, сверкая оказавшимися в западне капельками росы. Возле неё на траве громоздится распакованная груда шестов и пластиковых распорок. Похоже, папа пока не сильно продвинулся с установкой.

Услышав мои шаги, папа отвлекается от своего листка и приветствует меня страдальческой улыбкой.

– Чай? Прекрасно, – говорит он, принимая кружку из моих рук. – Кажется, мне просто необходимо взбодрить мозг кофеином. Иначе в этой чёртовой инструкции не разобраться.

– Можно, я взгляну? – прошу я.

Папа кивает – он только рад сплавить ответственность на кого-нибудь ещё, пока он прихлёбывает чай.

– Боюсь, Мейзи, нам придётся праздновать в доме, если я не разберусь с этой штукой, – озабоченно говорит он. – Кажется, здесь не хватает одной важной детали. А ведь я говорил твоей маме: не стоит брать что подешевле.

Прикрывшись ладонью от солнца, я смотрю на инструкцию внимательнее. Текста в ней совсем нет, только последовательность схематичных рисунков с изображением разных частей беседки и как их соединять друг с другом. Папа застрял на первой же схеме – паутине шестов и креплений, образующих каркас крыши.

– Не могу найти эту дурацкую соединительную штуку, – жалуется папа, наклоняясь надо мной и тыча пальцем в самый центр схемы – в похожую на осьминога пластиковую деталь, куда должны вставляться прутья каркаса, как спицы велосипедного колеса во втулку.

Пробежав глазами инструкцию, я снова смотрю на груду пластика на лужайке. И там, среди шестов, прутьев, креплений и распорок, замечаю пару деталей, которые выглядят не так, как на рисунке, – два белых крестообразных крепления, сделанных будто из коротеньких трубок. Я подбираю их с земли и, повертев в руках, нахожу, где они должны соединяться. С приятным, вызывающим удовлетворение щелчком детали входят друг в друга, и два крестика превращаются в единый восьмерной соединитель, который искал папа.

Теперь у меня в руках тот самый белый пластиковый осьминог.

– Кажется, это как раз то, что нужно.

Папа довольно хмыкает.