Читаем 墨瓦 Мова полностью

На душе стало легче. Хотя нет. Не стало. Однажды после такой же беседы она лениво затянет: «Знаешь… Нет… Я сегодня занята… Я иду на йогу… Давай в следующий вторник». А в следующий вторник – просто не возьмет трубку. Так уже было. И это – нормально. Просто я слишком сентиментальный.

Я вышел из вокзала, меня обдало ледяным ветром: казалось, сколько там до той Варшавы, но климат тут принципиально иной: октябрь солнечный, но ледяной, желтая листва, шелестя, летит по тротуарам, а в высоком небе с такой же скоростью бегут в теплые страны последние летние облачка.

Я живу в историческом центре в Зеленом Луге. Но пешком с вокзала туда не добраться, нужно садиться на Октябрьской на маршрутку. От холода меня колотило, я натянул на себя все немногочисленные теплые вещи, которые у меня были, накинул обе шлейки рюкзака – он вообще очень помогает в мороз, потому что бережет тепло спины, работает как дополнительная одежда. Рюкзак у меня хороший, фирменный, North Pole. На нижней шлейке – дополнительный замочек для лучшего прилегания. Я застегнул его, ощущая, как ноша удобно легла по спине – сейчас на ходу разогреюсь.

Я включил плеер с Random Access Memories древней группы Daft Punk – я обычно слушаю их, когда мне грустно. Они создавали музыку в другое время, о них совсем бы забыли, если бы не FJ Beijing, который очень удачно их финализировал в прошлом году в стилистике Chinese Dance Sensation. Звуки Минска исчезли, а с ними исчезла и грустящая часть меня: я вышел на Кирова и побрел вдоль проезжей части, рядом с авто и мотоциклами. И вот мне интересно: что бы они все сделали, если бы я шел навстречу транспорту? Что бы они придумали?

Дальше опишу само происшествие: я обогнал полного русского в макинтоше, черепаховых очках и котелке (пижон был с тросточкой!), прошел буквально метр, и что-то сильно шарахнуло мне по спине. Какая-то невероятная сила почти приподняла меня над тротуаром, а потом рванула вперед так, что я клацнулся зубами о землю и проехался несколько метров на животе. Параллельно что-то со всех сил лупануло меня по ушам, вызвав резкую боль: я быстро сообразил, что это от сильного толчка у меня беспощадно, по живому, вырвало наушники. Музыка пропала, вернулись окружающие звуки, и первым был лязг, будто кто-то драл напильником по железу. Я поднял голову и увидел того состоятельного русина, который возбужденно бил тростью по асфальту и кричал мне:

— Смотри, что делают! Что творят!

Он поднял трость (черное дерево, слоновая кость, серебряные элементы) и ткнул ей в какой-то шламамбер, который возник на дороге. Я встал на ноги и понял, что вызвало этот металлический звук: бочком на асфальте лежал мотоцикл Honda Shark, за ним тянулся шлейф пластмассы и оторвавшихся от столкновения с землей запчастей. Вокруг него уже суетились два китайчика, тип личностей обоих — Adidas Basics, но одеты были в черные костюмы. Один из них завел мотоцикл, другой вскочил ему за спину, мотоцикл рванул с места, и буквально в последнюю долю секунды пассажир подхватил с земли (вероятно, чтобы не оставлять улик) что-то длинное, какую-то палку или… О! Так это же удочка для ловли рыбы. Подняв, он держал ее вертикально, чтобы не мешать движению, и начал быстро складывать ее коленца. Номеров на мотоцикле, конечно же, не было.

— Не, ну ты прикинь! Я такое только по визору видел! – кричал русин. – Удильный грабеж!

Я тем временем начинал понимать, что случилось. Открыл замочек (если бы не он, злоумышленники точно скрылись бы с моей ношей на удочке!), снял шлейки рюкзака и обнаружил на нем огромный рыболовный крючок-тройник – он глубоко засел в ткани, на каждом из его лезвий была пластинка, которая не позволяла нанизанному сорваться. На крючке был завязан сильный и сложный узел – леска оборвалась у самого цевья, рядом с проушиной.

— Ты смотри, какой крюк здоровенный! На акулу! – удивлялся русский.

— Нет, такие можно и в Минске купить! Они для сома или для щуки, – подошел полюбопытствовать какой-то любитель рыбалки.

Русак с сомнением посмотрел на саквояж Salvatore Ferragamo из кожи аллигатора, который держал в руках.

— Странно, что они напали на тебя, – сказал он.

Я сморщился – от боли в ушах, колене и лбе. Но русский подумал, что обидел меня своими понтами.

— Нет-нет, я не в том смысле, что у тебя рюкзак. А в том, что рядом был я — лопух с сумочкой в руках. Выхватили бы – я бы и ойкнуть не успел! – вот же деликатный человек! Таким образом он галантно обошел тот факт, что одна его «сумочка» выглядела дороже всего меня целиком, даже если меня продать на органы.

– Ты, может, ушибся? Может, «скорую» вызвать?

— Нет, все нормально, спасибо!

Ага, «скорую»! Ты еще милицию вызови, чтобы она мне рюкзак расстегнула, потому что так удобнее крючок доставать.

— «Рыбак» тем временем внимательно всматривался в приспособление.

— Странно. Узел не по-нашему завязан. Обычно просто петельку делаешь и через нее леску пускаешь – этому любой местный рыбак тебя научит. А тут – что-то другое. Может – морское?

— Опять китайцы балуют, – вынес приговор русский.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собаки Европы
Собаки Европы

Кроме нескольких писательских премий, Ольгерд Бахаревич получил за «Собак Европы» одну совершенно необычную награду — специально для него учреждённую Читательскую премию, которую благодарные поклонники вручили ему за то, что он «поднял современную белорусскую литературу на совершенно новый уровень». Этот уровень заведомо подразумевает наднациональность, движение поверх языковых барьеров. И счастливо двуязычный автор, словно желая закрепить занятую высоту, заново написал свой роман, сделав его достоянием более широкого читательского круга — русскоязычного. К слову, так всегда поступал его великий предшественник и земляк Василь Быков. Что мы имеем: причудливый узел из шести историй — здесь вступают в странные алхимические реакции города и языки, люди и сюжеты, стихи и травмы, обрывки цитат и выдуманных воспоминаний. «Собаки Европы» Ольгерда Бахаревича — роман о человеческом и национальном одиночестве, об иллюзиях — о государстве, которому не нужно прошлое и которое уверено, что в его силах отменить будущее, о диктатуре слова, окраине империи и её европейской тоске.

Ольгерд Иванович Бахаревич

Социально-психологическая фантастика