МОБ

Я отвлекся от плакатов и пытался оценить свой внешний вид. Заплатки на места не вернулись. Это радовало. Не хотелось бы оказаться голым в поле, или, не дай Ырк, в лесу, если мой костюмчик решит вернуться на родину. Ушлые дриады давненько не заглядывали к нам в деревню, но еще в моем детстве я частенько их видывал на «охоте». Не знаю, на что они рассчитывали: тереться чреслами о кору малоприятное удовольствие, не говоря о других нежных местах. А вот поймай они меня голым, да еще на своей территории: гарем появится досрочно, яйца покроются мхом, а член сотрется к еря матери, не оставив от себя даже тени. Брр… От этой мысли я невольно скукожился, и пытался сообразить, получится ли в случае чего сделать штаны из бумаги, и засовывал в карманы заплатки. Авось пригодятся. Иначе придется возвращаться домой и сооружать дровницу, ибо просто так эти любвеобильные твари еще никого не оставляли.

Нужно бы прихватить секиру. Хотя на ее счет я был совсем не уверен. С поля боя она возвращалась домой сама…

Рев барабанов застал меня полностью собранным, почти сошедшим с ума, но явно готовым. Нужно решать проблемы, пока я в сознании. Вдруг мое просветление временное. Раньше я уже сталкивался с потерей памяти. Хотя, скорее всего, просто выходил из сна постепенно, и промежутки между ясностью ума сокращались, пока не достигли нынешней постоянности. Еще бы знать насколько эта постоянность постоянна.

Я не стал оглядываться или прощаться. Дом уже не казался мне таким родным, как раньше, и больше пугал своей магией уборки. Так что стремительно двигаясь к воротам, в ревущей толпе, я задрал руку с секирой над головой, и всем телом прикрывал немаленькую поклажу в виде перевязанных плакатов. Надеюсь, дождь не застанет меня в пути… я бы и за взмокший плакат душу продал, но не уверен, что все такие.

Немного замедлился, когда представил, что там, за воротами, или в других деревнях, нет нормальной еды, и жрут они жареное мясо. Но на кухню конечно заходить не стал. Если что и землей перекушу. Может…

Я замер.

Может к этому готовила меня мать, когда пичкла всякой несъедобной дрянью?! Она знала, что когда-нибудь я решусь покинуть это место, и знала, что там нет нормальной еды!

Воодушевленный этой мыслью я ринулся вперед, выкрикивая боевой клич, и не мог нарадоваться. Уже приблизившись к площади, где развернулось избиение младенцев, я спрятался в тени частокола и медленнее двинулся к исчезнувшим воротам. Прижимаясь как можно ближе к бревнам, я хоть и знал, что наши на меня внимания не обратят, боялся наткнуться на пришлого. А убей он меня, плакаты, скорее всего, останутся лежать здесь, и уже утром у нас начнется импровизированный турнир. Хотя это не точно… не уверен, что кому-то еще есть до них дело, но исключать нельзя.

В кровавой каше было трудно рассмотреть где свой, где чужой. Наверняка сверху это выглядело, как тлеющий костер. Сверкающее оружие, и скудная экипировка вторженцев яростно светились в отблеске факелов. Да и пахло, если честно, жареным. Видимо, свершилось уже не одно убийство, и даже сквозь потную вонь наших чистоплотных воинов, нос улавливал запах человеческой крови. Когда в прошлый раз я вгрызался в Маргуса, ожидал, что у человека королевских кровей она должна обязательно отличаться по вкусу, и потому до сих пор был немного разочарован. Кем бы человек не был, хоть принцем, хоть изгоем, он навсегда останется человеком.