Мобберы

– Да. Цифре «два» соответствовали две полярные противоположности, мужское и женское начала, а в некоторых интерпретациях – оппозиция Восток – Запад. Тройке – три масонские степени: ученик, брат и мастер. Четвёрка – Число Храма, четыре стадии очищения. Если нас ведут сейчас путём посвящения в масоны, то эти четыре стадии мы уже прошли. На первой нас очистили водой, на второй – воздухом, на третьей – огнём, на четвёртой – оружием: стрелами, копьём и камнем.

– Чище мы не стали… После такой дезинфекции и пемзой не ототрёшься.

– Это же образно! Цифра «пять» – Число Брата или Число Товарища. Думаю, что в пятом зале наши мытарства закончатся.

– Конец концу рознь, – афористично изрёк Хрофт и вытолкнул своё лоснившееся от пота тело из шахты-шланга. – Опаньки! Вот он и пятый!

Они снова могли распрямиться. Больше того – глаза их опять увидели свет. Странный, холодно-неоновый, но при этом неяркий, он исходил прямо от стен зала, словно они были покрыты фосфоресцирующим составом.

– Как они могли такое сделать? – изумилась Рита. – Если это фосфор, то он должен был давно погаснуть. Сюда ведь никогда не заглядывает солнце.

– Розенкрейцеры, да и некоторые другие масоны, считались хорошими алхимиками. Им было доступно многое.

– Алхимия появилась не раньше третьего века нашей эры! Её не могло быть в Помпеях!

– Судя по диссертациям современных историков, масонов тоже не могло быть в Помпеях. И всё же они тут были. Дата зарождения алхимии точно не установлена. Этим ещё египтяне при Рамзесах и Тутмосах баловались.

Хрофт подошёл к стене, на которой, как и во втором зале, были начертаны латинские буквы.

– Что здесь?

Рита пригляделась к освещённой неверным сиянием надписи:

– «Брат! Чтобы приобщиться к тайнам Ордена, тебе осталось одно испытание. Отринь подкову – и ты сделаешься Властелином Бытия».

Под надписью, сквозь слой светящегося субстрата, проступала эмблема: пятиконечная звезда, будто сошедшая с будёновки красноармейца, а в центре её – буква G.

– Гносис! – Джим запрыгал, как ярмарочный Петрушка. – Квинтэссенция масонства! Сокровища там! Там!

Хрофт поджал губы и протянул руки – как два разводных гаечных ключа – к выступавшему из стены полукольцу.

– Отринуть подкову? Айн момент…

Он прикоснулся к металлу и, возопив, как щен, которого пнули под хвост, отдёрнул руки.

– Горячо!

Рита приблизила пальцы к подкове – припекало.

– Везувий! Мы дошли почти до самого вулкана.

Она знала, что последнее извержение Везувия случилось в сороковых годах двадцатого века. Но вулкан не спал, он только подрёмывал – геохимическая жизнь в нём продолжалась, несмотря на внешнее спокойствие. Древнеримские предтечи масонов знали об этом.

– Наверное, под этим залом – домница Гефеста. Или течёт термальный источник, в котором вода имеет температуру выше градуса кипения.

– Нет, – сказал Хрофт, – это не вода. Подкова – как из горна.

На подкове, раскалённой едва ли не докрасна, проглядывала скань – изображение, выделанное из впаянной в сталь проволоки.

– Тройной тернер, – прошептал Джим, – он же квадрат Сатурна…

В нём уже давно зрела, вырастала, как коралловый атолл, догадка. И вот…

– Абиегнус Монс!

– Чё? – всверлился в него непонимающим взглядом Хрофт.

– Её ещё называют Монте Абиегно! Мистическая гора, место происхождения розенкрейцерских талмудов… Вот она где! Золотая ось материка Джамбудвипа. Её сопоставляют с горой Меру, обителью буддийских богов. Считалось, что она находится в Китае, в отрогах Кунь-Луня, но её карма могла быть блуждающей… Розенкрейцеры, как и буддисты, верили в бессмертие.

– Уж не знаю, Монте это или не Монте, но забодяжено хитро! – Хрофт с уважением посмотрел на источавшую жар подкову. – Подключились, значит, на шару к вулкану и тыщу лет из него тепло качают.

– Две тысячи, – поправил Джим. – Возможно, и больше – мы же не знаем, когда было построено это подземное палаццо. Может быть, им ещё до нашей эры пользовались.

– Хорош лясы точить. Что делать будем, соколы ясные? Тут асбестовые рукавицы нужны, иначе руки до костей попалим… А иного хода нет – только туда.

– Да, – согласилась Рита, – только туда.

Подкова притягивала её: Рита безотрывно смотрела на этот кусок железа, стоявший (правильнее сказать, торчавший) между ними и сокровищем. Одно движение – и завеса тайны падёт. Одно движение…

– Мальчики, сделайте же что-нибудь! Миленькие! Пожалуйста!

«Миленькие»! Обращение было совокупным, но ведь оно относилось и к Джиму! Он почувствовал себя бегуном, у которого открылось второе дыхание. Да только ради того, чтобы ещё раз услышать это «миленькие», он готов был сделать всё, чего она ни попросит…