Дедуля, неожиданно ловко и сноровисто для своего возраста, отодрал несколько досок при помощи монтировки и предъявил мне… А хрен его знает, что предъявил. Я конечно не надеялся на ящики из Янтарной комнаты, схрон с немецким трофейным оружием, или часть золотого запаса Колчака. Но все же подразумевалось нечто дорогое или полезное. Но то, что увидел никак не тянуло на ценность, разве что — историческую? Странная помесь шкафа, комода и самогонного аппарата. С какими-то бронзовыми краниками, штативами и позеленевшими рукоятками.
— Что это? — задал я вопрос, достойный ученика седьмого класса при виде гиперболоида.
— Интегральный трехмерный гидровычислитель образца тысяча девятьсот шестьдесят второго года! — с гордостью продекламировал старый пират, предъявив клад с белорусскими облигациями вместо испанского золота.
Из сказанного я разобрал только дату изготовления. Остальное прозвучало, как полная абракадабра.
— Свежее ничего не нашлось? — поинтересовался я, только чтобы не молчать. Интересно, почем бронзу скупщики металлолома покупают?
— Было, — не стал отрицать очевидное зловредный старикашка. — Но все под чистую уничтожено в девяносто втором году, сразу после распада Союза. Вместе с документацией. Чтобы врагам не досталось.
— А этот музейный экспонат как уцелел?
— Смейся почем зря. Легендарная весчь, а не експонат это. Прародитель всех водных интеграторов. Компьютеров, по вашему, по современному. Хоть и не четырехмерный, но работал в свое время лучше новых. С самой Кубы привезен, ихние потомственные шаманы настраивали, вместе с нашими очкариками, ессно. На жертвенной крови работал — не чета нынешним электронным подражателям. Тьфу на них.
Я непроизвольно сделал шаг назад, Леонид Мефистофельевич ехидно рассмеялся, в своем неподражаемом стиле. Словно ворон прокашлялся.
— Салага. Шучу я. Донорская кровь. Фидель категорически запретил, а шаманы умылись. Правы наши оказались, и без нее можно.
— На Кубе откуда шаманы? Они же в тундре обычно водятся.
— Ну не шаманы, жрецы. Чего к словам придираешься. Одним миром мазаны, шарлатаны и болтуны. Забирай хозяйство и пользуйся. На здоровье. Думаю, что не надолго того здоровья тебе осталось.
— И как он работает? Инструкция хоть осталась?
— Не хами. Какая инструкция. Я жизнью рисковал, когда с завода это добро вытаскивал. Скажи спасибо, что это спас.
— С какого завода? — мелькнула у меня догадка. — Не с «Протона» случайно?
— Догадливый. Значит, не все потеряно. Может и не сразу тебя сожрут. Помучаешься немножко. Инструкций нет. Особая лаборатория даже нам в первый отдел не отчитывалась. Тут все просто. Поток жидкости в единицу времени это и есть дифференцирование функции в частных производных. Замеряешь, настраиваешь, раскодируешь. Ну и пользуйся результатами себе на пользу.
— Вы с кем сейчас разговариваете? Со мной?
— С тобой, неуч! С кем же еще. Не с Ктулху же.
— Каким Ктулху? — позеленел я.
— Ну ты и зануда! Когда проснется погань мексиканская, тогда и скажет тебе, как её правильно величать. Если успеешь спросить. Но это вряд ли, наши умники тридцать лет бились, не чета твоим мозги имели, и то дальше первого слоя не проковыряли. Четырехмерная машина поток не переваривает, а эта так и вовсе.
— Отказаться можно?
— Конечно, — улыбнулся дедушка Леонид милой обворожительной улыбкой. — Прямо здесь тебя и закопаю в подвале. Рядышком.
Я нервно сглотнул, и согласился, что от подарка негоже отказываться. Дедушка убрал пистолет. Ибо не вписывается он в обстановку, чужеродно и неуместно смотрится в интеллигентной беседе.
Вот и ладушки.
Глава 17
— Привет, Игорян! Как оно твое ничего?
— И тебе, хей, камрад.
Выглядит Игорек — краше в гроб кладут. Глаза кровью залиты, мешки под глазами, волосы дыбом, месяц не стрижены похоже.
— Смотрю американский английский? Самоучитель помог?
Вместо ответа жертва абстинентного синдрома протянула мне пачку сока и стакан. Наливай, мол, сам.
— Пиво не предлагаю, ты за рулем, как всегда.
— Чего хмурый? — отхлебнув сока, поинтересовался я настроением друга.
Игорян тоскливо посмотрел в окно, потом на меня:
— Допился я, Витек. До синих чертиков допился. До белой горячки. Звездец мне, походу.
— Эээ! Какие твои годы? Не может белочка так рано проявиться. Ты что-то реально угоняешь!
— Я тоже так думал. Что рано, что не может. А оно — вон как. Косяком глюки чешут, без остановки.
— И в чем проявляется твоя белка? — заинтересовался я подробностями.
— Допился до того, что с людьми разучился общаться. Я говорю, а они меня не понимают. Ощущение, что я обкуренный до упора — никто не поспевает за мной. Зашел к Ленке, из двести пятой. Мы с ней полгода мутим. И так и эдак, мол давай, то, да сё, вечерком. А она смотрит на меня и не въезжает, чего я хочу! Представляешь — не смог объяснить? У коменды матрас новый хотел спросить, она улыбается и не дает, ничего не говорит. Стоит и улыбается. Мрак полный. В столовой котлету сегодня три раза просил — ноль эмоций, как на дурака смотрят.
Тут я не выдержал и рассмеялся.
— Это все признаки светлой горячки или ещё были?
Игорь обиделся.