Мобильный свидетель

Единственным человеком из его группировки, который хотя бы раз побывал на Филиппинах, был покойный отставной полковник Дмитрий Реутов, остальным секса хватало в России, в Москве, а некоторым даже на одной лестничной клетке. Славившийся, как купец, своими связями, в данном и конкретном эпизоде Паршин оказался бессильным. Это в российской тюрьме можно подкупить заключенных, и они выполнят заказ — за деньги, за дозу, за те же посулы дать им свободу раньше срока… Как подкупить филиппинского заключенного в филиппинской тюрьме? Сам генерал назвал этот казус своим именем — «биномом Паршина». Казалось, эту формулу не решить, однако майор Хорьков из его ближайшего окружения пусть не решил задачу, но предложил некую форму ее решения. В Сети он набрел на одну любопытную заметку. Из нее следовало, что…

В филиппинской тюрьме, в которой отбывал срок Саша Котик, сложилась традиция: заключенный выходил на свободу и селился в номере, «вышитом» на его тюремной робе. Если он этого не делал, то, по статистике, снова попадал в тюрьму, и «тюремный мониторинг» зафиксировал пять таких случаев. Со временем традиция могла оборваться, поскольку номера были индивидуальными и не зависели от срока заключения: нумерация не прекращалась и росла с каждым новым каторжанином. Традиция нашла поддержку в лице предприимчивого филиппинца Моисея Сото. Нет, он не построил небоскреб, он воздвиг одноэтажный мотель-отель, назвав его просто — El Hotel Libertad — «Свобода», и снабдил двери наборными табличками (фотография счастливого Сото и его отеля прилагались). Он спрашивал очередного клиента, какой номер тот хотел бы снять, и, получив ответ, натурально набирал номер на двери, в его представлении походившей на банковскую: она принесла ему еще несколько десятков песо. В этой связи его заведение получило известность, и в номерах стали останавливаться иностранцы.

— Какой номер у Котика?

— Тридцать четыре семнадцать.

3417. Этот номер, отпечатанный на арестантской робе Саши Котика, автоматически отпечатался и в памяти генерала Паршина… Он несколько раз смотрел флешмоб из филиппинской тюрьмы максимально строгого режима и сделал пару скриншотов. Он был уверен в том, что эти снимки с экрана — самые последние, они же самые свежие. Насколько он мог судить, Саша Котик был из породы людей, рожденных свободными, и не в стерильной палате роддома, а на лоне природы, тут же закаленными свежим ветром. Генералу не верилось, что Котик состарится и умрет в этом филиппинском остроге. Не важно, все или не все он взял от жизни. Важно другое, перевернутое мнение: он ничего не сможет взять в застенках. Тоска возьмет его за горло. И он станет первым хищником, наложившим на себя руки. Он умрет у подножия своей горы, к вершине которой стремился, стоя по колено в озере собственных слез. А вообще, что может увидеть человек, добравшись до вершины своей горы? В первую очередь он увидит след, окропленный пóтом и кровью снег. Только потом перед ним откроется красота долины у его ног. И когда он надышится, насладится чистейшим горным воздухом, вся красота и мудрость простершегося перед ним мира — когда выше него окажутся только звезды, — только тогда его душа очистится от скверны, а путь к родным пенатам будет короток.

Для Саши Котика генерал придумал более короткое и менее лирическое определение: жизнь в яме для него — позор. А выбраться из нее — ему не суждено. Ему на роду было написано стать офицером. Но чего не вышло, того не вышло.

Такие мысли приходили в голову генерала не потому, что он отличался добросердечием, — чаще всего они рождались под воздействием его любимого дагестанского коньяка. Но ему ни разу не приходило в голову записать какую-то свою мысль. Он забывал их, ничуть не жалея об утрате, как будто ни с кем не хотел ими делиться. Придет другое время, придут другие, не менее красивые, а может быть, не менее уродливые мысли.

— Нет, это не выход, — покачал головой генерал. — Это скорее наказание. Позови-ка сюда этого… все время забываю его фамилию — танкиста Лобова. — Действительно, Паршин пока еще не наказал подчиненного. Противник обыграл самого Паршина, использовав Лобова как инструмент.

Олег Лобов едва не закрыл глаза ладонью, перешагнув порог его ярко освещенного кабинета.

— Давно не виделись, Олег, — первым приветствовал его Паршин.

Тот буркнул что-то нечленораздельное и подошел ближе к генералу, однако присесть на свободный стул не решился.

— Сделай-ка для меня вот что. Но для начала прочти статейку. Присядь, в ногах правды нет.

Лобов прочел статью дважды и ничего не понял. И только с третьего раза до него дошло: во-первых, ему предстояло узнать точно, в каких гостиницах есть номер 3417. Во-вторых…

— Но когда же Котик там появится? Ему же пожизненное впаяли.

— Кто сказал, что он там должен появиться? — Генерал артистично усмехнулся. — Отбывай наказание вместе с ним. Тебе, надо сказать, повезло больше, чем твоему другу. Устраивайся вышибалой, парковщиком — мне без разницы.