MOBY. Саундтрек моей жизни

Майкл Элиг был королем ночной жизни Нью-Йорка и лордом-сеньором всех клубных ребят. Он сотворил в нижнем Манхэттене блестящий декадентский мир – за несколько лет до того, как убил и расчленил своего наркодилера и попал в тюрьму. На клубных вечерах Майкла в «Лаймлайте» можно было увидеть тинейджеров-трансвеститов, старых и давно сторчавшихся геев, соревнования по питью мочи, людей, одетых гигантскими курами, буквально ведра наркотиков, валяющихся без сознания на грязных диванах знаменитостей, случайный секс в туалетах и любую другую форму грешного поведения, которую Майкл и его ребята могли выдумать, позаимствовать или украсть.

В Ист-Виллидже бывали беспорядки, люди повсюду умирали от СПИДа, крэка и рук бандитов – а посреди разрушенного города сиял Майкл, испорченный вундеркинд, похожий на херувимчика из Индианы.

Я начал временами работать диджеем в «Лаймлайте» в 1990 году, и мы с Майклом даже стали типа друзьями. «Типа» – потому что я на него работал, а еще потому, что я был натуралом, трезвенником и христианином, а он – геем, наркоманом и, насколько я мог понять, состоял в сговоре сразу с несколькими дьяволами средней руки. У нас было странное дружеское взаимопонимание, и «Лаймлайт» был нашим общим миром.

«Лаймлайт» был церковью девятнадцатого века, которую в начале восьмидесятых переделали в огромный элитный ночной клуб. К концу восьмидесятых он уже растерял былой блеск и считался унылым местом, получавшим основной доход от ретро-вечеринок для туристов. А потом в 1989 году в «Лаймлайте» появился Майкл Элиг и превратил его в место встречи клубных ребят, рейверов и готов. Большинство клубных ребят были горожанами и геями, рейверы – натуралами из пригородов, а готы жили в подвалах среди паутины. Рейверы и клубные ребята обожали техно и экстази, а готы – электронную музыку и старые церкви. В общем, «Лаймлайт» стал домом для всех трех «племен».

На одной из вечеринок Майкла в 1990 году я оказался в задней комнате, окруженный двадцатилетними клубными ребятами и рейверами под экстази и кетамином. Клубные ребята носили обтягивающую диско-одежду с толстым слоем блесток. Рейверы были одеты в гигантские мешковатые штаны и футболки большого размера с изуродованными корпоративными логотипами. Готы во всем черном пили по углам водку. Я стоял перед плексигласовой кабинкой, разглядывая самую прекрасную женщину из всех, что доводилось видеть. Она была танцовщицей гоу-гоу с длинными светлыми волосами и ангельским лицом без единого изъяна. Я был буквально загипнотизирован ее танцем под песню Deee-Lite в теплом оранжевом освещении; тут ко мне подошел Майкл.

– Красавица, а? – спросил он, потягивая коктейль.

– Потрясающая, – согласился я. – Никогда не видел таких красивых женщин.

– Возможно, она в тебя влюблена.

– Что? Правда? – пролепетал я. Танцовщица мило улыбнулась мне.

– Ага. А еще у нее самый классный член из всех, что мне приходилось сосать, – сказал он и ушел. Танцовщица послала мне воздушный поцелуй.

Позже той ночью я увидел, как на главной сцене клуба она пописала в стакан и убедила какого-то обдолбанного биржевого брокера выпить ее (его?) мочу под аплодисменты зрителей и Беспечной курицы Клары. Брокер улыбался во весь рот под дискотечным освещением, его зубы были еще мокрыми от мочи трансвестита, а потом он стал обжиматься с «ней» под музыку Lords of Acid, которую поставил диджей Кеоки.

Мне выдали очень простую инструкцию: «Встречаемся на линии L в девять вечера в среду. Тащи наркоту и музыку».

Все обитатели мира Майкла Элига в 1990 году были молодыми и счастливыми, и даже дегенеративное поведение казалось чем-то милым и безвредным. Они все принимали невероятное количество наркотиков и занимались сексом с незнакомцами, но все равно выглядели невинными. Майклу каким-то образом удалось создать свободный от последствий островок «не таких, как все», где обитали студенты Нью-Йоркского университета и Технологического института моды, обсыпанные блестками и накачанные метамфетаминами. Я был трезвенником и христианином, так что основная часть декаданса была мне недоступна, но, тем не менее, меня тоже считали за своего – «не такого, как все».

Примерно раз в месяц Майкл организовывал несанкционированную вечеринку: они с его деловым партнером Стивом Льюисом находили какую-нибудь публичную площадку, которой никто не пользовался, брали напрокат большую звуковую систему и приглашали тысячу ближайших друзей покайфовать вне ночного клуба. Они устраивали несанкционированные вечеринки под мостами и в торговых центрах, но в начале девяностого решили повеселиться в вагоне метро. Мне выдали очень простую инструкцию: «Встречаемся на линии L в девять вечера в среду. Тащи наркоту и музыку».