MOBY. Саундтрек моей жизни

Мы разместились по автобусам и поехали по извилистым, тенистым дорогам мимо красивых домов, построенных еще в девятнадцатом веке. Когда мы переехали мощеную дорожку, я понял, что всего двенадцать часов назад я ставил пластинки для Расселла Симмонса и толкал скейтборд через лужи крови. Я посмотрел на молодых «пригородных» христиан, ехавших со мной в автобусе, – восемь человек, все очень добрые, чистенькие и откормленные. Если конкретно – откормленные мясом животных вроде тех, чьи туши я видел на плечах мясников. Я хотел произнести пламенную речь против замкнутой в себе новоанглийской духовности, которая занималась абстрактными вопросами, хотя в мире вокруг нас полно ужасов и страдания. Я хотел закричать на весь фургон: «Вы все жулики! Ваша вера – это примерно то же самое, что послать свитер L.L. Bean в концентрационный лагерь!» Вместо этого я разглядывал особняки и высокие каменные ворота, пока мы прыгали по освещенной солнцем винъярдской дороге. Я услышал, как фургон врезался во что-то маленькое, и водитель воскликнул:

– Блин!

– Что случилось? – спросил я.

– Мы наехали на белку, – сказал он.

– Нет! – воскликнули все юные христиане в фургоне. Они все горевали по маленькому существу, которое мы только что убили. Я сидел на заднем сиденье, молчаливый и гневный, и думал: «Вы съедаете по несколько сотен мертвых животных в год, но расстраиваетесь из-за единственной белочки, которую сбила взятая напрокат машина?»

Джанет с беспокойством взглянула на меня.

– Все в порядке, Моби? – спросила она.

– Я просто не очень люблю нас, – сказал я.

– Нас?

– Нас, людей в этом фургоне. Наш биологический вид.

Лаура, кудрявая подружка Джанет из Гринвича, повернулась ко мне и сказала:

– Но Бог так нас любит, что послал к нам Своего единственного сына.

Все, чего мы касаемся, страдает и умирает. Мы – чума этой планеты, и если Бог любит нас, значит, Он заблуждается.

Джанет покачала головой, словно говоря: «Не надо». Я согласился. Я не хотел спорить с веселой девятнадцатилетней девчушкой, чье мировоззрение сформировали закрытые загородные клубы и частные школы. Я в самом деле был не в том положении, чтобы осуждать ее. Но я очень хотел ее осудить. Я хотел остановить фургон и закричать: «Что с нами не так? Все, чего мы касаемся, страдает и умирает. Мы – чума этой планеты, и если Бог любит нас, значит, Он заблуждается».

Но вместо этого я уставился в пол. Я не стал кричать и кого-то осуждать. По крайней мере, вслух. В конце концов мы доехали до ретрит-центра. То был охотничий домик двадцатых годов, больше всего похожий на идиллическую декорацию для фильма, где целую компанию подростков жестоко расчленяют.

– Когда из леса выйдет убийца с топором? – спросил я у Джанет.

– Тс-с-с, мы здесь на ретрите, – шепнула она.

Я нашел мужскую спальню и бросил рюкзак на пустой матрас металлической двухъярусной кровати. Я очень хотел лечь и проспать день-другой, но по плану нас ждало собрание в общей комнате. Я нашел ее: большая комната со стенами, отделанными деревянными панелями, в которой собралась сотня молодых белых христиан. Нас поприветствовал гладко выбритый христианин, который демонстрировал, что молод и похож на нас, надев футболку R.E.M. Все замолчали, и он начал говорить добрые, неоспоримо дружелюбные вещи о том, что ретрит – это время обновления, веры и сопричастности. Он улыбнулся, и молодые христиане улыбнулись в ответ.

Я вышел на улицу, чувствуя, что мой расплавленный мозг вот-вот польется из глаз и ушей.

В окна проникли лучи закатного солнца, и в их свете старый каменный камин казался позолоченным. Но я в своем воображении все еще видел кровь на колесах своего скейта, который вез по Мясницкому району. Ничего не изменилось, и ничего не изменится, если я что-нибудь не сделаю. Я поднял руку. Джанет встревоженно посмотрела на меня и покачала головой.

Добрый христианин в футболке R.E.M. улыбнулся мне.

– Вы хотите что-то сказать?

– Привет, я Моби. – Я глубоко вдохнул. – Я не хочу никого оскорбить, но что мы здесь делаем? Это место прекрасно, и все люди здесь замечательные – я это вижу. Но вокруг нас – целый мир, полный невыразимых страданий. Мне кажется, что наша вера призывает нас выйти в мир и сделать его лучше. Надеюсь, мы не будем об этом забывать, пока остаемся здесь.

Я услышал, как несколько человек пробормотали: «Кто это вообще?»

– Спасибо за это напоминание, – дипломатично ответил ведущий. – Эти выходные будут посвящены диалогу и обмену. Так что после ужина мы соберемся здесь, чтобы рассказывать истории и играть.

Когда толпа разошлась, Лаура прошла прямо ко мне.

– Ты что, не можешь просто расслабиться, Моби? – спросила она.