Настало время моего выхода. Я прошел на сцену в главном зале, проверил оборудование и помахал Ди-Би, сидевшему в кабинке на другой стороне танцпола. Он показал мне большой палец и остановил свою пластинку – просто убрал звук. В зале неожиданно повисла тишина.
Я начал свой сет с Ah Ah, и рейверы просто взорвались, танцуя и размахивая светящимися палочками. Прожектора и стробоскопы стояли позади меня, отражаясь в широко открытых глазах рейверов, и казалось, что мир прекрасен. Я сыграл Rock the House, Voodoo Child, Go и Next Is the E. В последние несколько месяцев Next Is the E превратилась в главный рейв-гимн 1992 года. Во время припева, когда засэмплированный женский голос пел: «I feel it», я посмотрел на зрителей. В первом ряду со слезами на глазах танцевала красивая светловолосая девушка. На ее лице мерцали красные, синие и зеленые огоньки. Она открыла глаза, посмотрела на меня и крикнула:
– Я люблю тебя!
Я сыграл еще две песни и закончил выступление новым треком, Thousand. Вступил басовый барабан с дисторшном из набора звуков TR-909; трек становился все быстрее и быстрее, стробоскопы и «Варилайты» Скотто пульсировали, и рейверы просто стояли на месте и дергались. Когда прошла первая сбивка, они зааплодировали, и меня захватил веселый дух рейв-сцены. Я посмотрел в глаза прекрасной плачущей девушке в первом ряду. Песня стала еще быстрее, и я забрался на свой синтезатор, скинув футболку и подняв руки над головой.
Когда песня кончилась, Ди-Би взял микрофон и закричал:
– Нью-Йорк! Скажем спасибо Моби!
Зрители взревели во все горло, и я сошел со сцены. Я сломал две барабанные палочки, когда бил по Octapad. Синтезатор был весь в отпечатках ног и, скорее всего, сломался. Но я просто онемел от счастья. Я стоял у края сцены, тяжело дыша и истекая потом, и прекрасная плачущая рейверша подошла ко мне. Я раскрыл объятия, она прижалась ко мне и зарыдала. Я держал ее около минуты.
– Я просто хотела сказать тебе, как люблю Next Is the E, – всхлипнула она. – Припев такой красивый.
– Как тебя зовут?
– Рейчел.
Она была ростом где-то пять футов три дюйма и одета в гигантские рейверские штаны и маленькую черную футболку.
– Я просто хотела сказать тебе, как люблю твою музыку, Моби, – сказала она, смотря мне прямо в глаза, и ушла.
Я собрал побитый синтезатор и Octapad и спрятал их под сцену, а потом отправился на поиски Рейчел. Пока я ходил по залу, рейверы останавливали меня и обнимали. Но я так ее и не нашел. Я обыскал все – джангл-зал, чиллаут, – но она исчезла. Я хотел найти Рейчел и пройти с ней по Манхэттенскому мосту на рассвете, пока весь остальной мир спит. Я хотел узнать, где она живет. Какие книги любит. Хотел сесть на край ее кровати и почитать школьный ежегодник, обсуждая значок Duran Duran, с которым она сфотографировалась в выпускном классе. Но на часах было четыре утра, и Рейчел пропала.
Я вынес аппаратуру на улицу, и мой друг Гейб помог мне уложить кейс в багажник такси. Вечеринка прошла успешно, но я так и не нашел Рейчел, мою маленькую рейв-Дульсинею.
– Гейб, – наивно спросил я, – если ты увидишь девушку по имени Рейчел, сможешь взять ее номер для меня?
Гейб мило улыбнулся.
– Хорошо, Моби. Обязательно.
Я сел на заднее сиденье такси.
– Куда? – спросил водитель.
– Мотт-стрит, между Хьюстон и Принс, – сказал я.
– О, Маленькая Италия, – сказал он. – Ты из мафии?
Я засмеялся.
– Нет. Я даже не итальянец.
В машине, отъезжавшей от «Саунд Фэктори», где остались три тысячи рейверов, играла тихая музыка.
– Что это? – спросил я.
– Кассета из моей церкви на Гаити. Нравится?
– Очень красиво. Можешь сделать погромче?
Он сделал погромче. То было словно пение маленьких ангелов.
Вечеринка прошла успешно, но я так и не нашел Рейчел, мою маленькую рейв-Дульсинею.
– Гейб, – наивно спросил я, – если ты увидишь девушку по имени Рейчел, сможешь взять ее номер для меня?
Глава двадцать шестая
Фанерный танцпол
Я пил органический морковный сок, ел овсянку и читал