Мод навсегда

– Франсина сейчас в Лондоне… Давно запланированная командировка… Она просила передать тебе свои соболезнования.

– Спасибо.

– Ты зайдешь к нам на ужин? Через пару дней?

– Не беспокойся… Мне необходимо побыть одному. – Франсуа подумал о коллегах, которых не захотел пригласить на похороны, и добавил: – Передай всем, чтобы не сердились на меня…

– Я понимаю. И они тоже. Не переживай.

– Я скоро выйду на работу.

– Тебя никто не торопит.

– Напротив! Мне необходимо работать, чтобы чем-то занять себя.

– Когда сочтешь нужным…

Франсуа и его родители вышли на улицу. Год назад Робер Прат перенес двойное шунтирование и теперь из-за инфаркта невестки испытывал такое чувство вины, что не мог вымолвить ни слова.

– Может, побудешь несколько дней у нас? – Элиана Прат задавала сыну этот вопрос уже в третий раз.

– Нет, спасибо.

– Тогда давай я поживу у тебя. Как ты считаешь, Робер?

– Я же сказал, нет!

Тон Франсуа был резок. Опустив голову, мать продолжила:

– А ее родители?

– Что ее родители?

– Как ты им скажешь?

– А я? Как мне сказали?

– Но Франсуа… Для матери потерять ребенка… Это ужасно! – Она снова заплакала. – Ты можешь представить себе?

– А потерять любимую женщину? Ты можешь представить, что значит для мужчины потерять любимую женщину? Знаешь, сколько длилось мое счастье? Девятьсот семьдесят один день! Черт возьми! А я-то рассчитывал на целую вечность…

– Я знаю, милый…

Она в бессилии опустила руки.

Когда уехало такси, вызванное родителями, Франсуа почувствовал облегчение. Первое испытание он преодолел. Часы показывали два. Ему захотелось выпить кофе, но он решил, что не стоит задерживаться. Он тоже взял такси. Ему казалось, что он не спал трое суток.

Перепрыгивая через ступеньки, он взбежал на четвертый этаж. Ему не терпелось повернуть ключ в замке. Звук шагов потонул в мягком ворсе серого ковролина. За какие-то четыре дня жизнь его перевернулась. Всхлипнув, он опустился в кресло в гостиной.

Аккуратные ряды книг на полках красного дерева подействовали на него успокаивающе. Он взял себе за правило расставлять книги в строго определенном порядке, от которого никогда не отступал. Ему казалось, что, подчиняя себе предметы, он может контролировать собственную жизнь. Соблюдение ритуалов служило ему ориентиром. Он называл их путеводными нитями. Но жена придерживалась другого мнения… Невроз навязчивых состояний – таков был диагноз психиатра. Он тяжело вздохнул… Для чего нужно было все это лечение, если она не дождалась результатов? Она так страдала! Бедная девочка…

Всхлипывая, Франсуа добрел до спальни и упал на кровать. Теперь он мог целиком отдаться своему горю. «Вернись! – плакал он. – Почему ты покинула меня?» Никогда ему не свыкнуться с мыслью о том, что ее больше нет. На него нахлынули беспорядочные воспоминания. Ему представилось прекрасное лицо жены. Она улыбнулась ему, и он успокоился.

* * *

8 октября 1998 г.

Когда закончилась последняя лекция, она вспомнила, что холодильник дома пуст. Она могла бы сварить макароны и съесть их на диван-кровати перед телевизором. Однако такая перспектива показалась ей унылой. Студенческие вечеринки ее не интересовали. Она отклонила столько приглашений, что ее перестали звать. Ей было очень одиноко и хотелось плакать.

Со станции «Одеон» она вышла на бульвар Сен-Жермен. Она подумала, что, кроме кафе «Флор», все наверняка уже закрыто. В кошельке оставались банкнота в пятьдесят франков и четыре монеты по десять.

По пути попалось бистро. В помещении висел такой тяжелый табачный запах, что она едва не повернула обратно. На улице начинался дождь. По бульвару бежала смеющаяся пара – она увидела ее сквозь стекло.

Она с тоской оглядела задымленный зал в поисках уединенного места. Часы показывали без двадцати одиннадцать. Вид сэндвича подействовал успокаивающе. Соскользнувший с хлеба соленый огурчик оставил влажный след на бумажной скатерти. Она с наслаждением положила его в рот. Специи обострили аппетит. Она убрала перчинку с кружка колбасы и попросила пива. При первом же глотке ее наполнило ощущение свободы.

Напротив нее, в нескольких метрах, сидел мужчина. Ему было около сорока. Ей нравились мужчины намного старше, чем она. Он читал «Либерасьон»,[2] покручивая между пальцами бокал с красным вином. Ей нравились мужчины, читающие левую прессу и пьющие вино. Она попыталась представить исходивший от него запах: смесь алкоголя и табака – запах самца. Ей захотелось прижаться губами к его рту.

На мужчине была слегка потертая кожаная куртка. Он был небрит. Пробивавшаяся щетина красиво оттеняла загорелое лицо. Он скрестил ноги; она разглядела под столом до блеска начищенные коричневые ботинки. Его лицо было теперь закрыто газетой, и она машинально прочла крупные заголовки на первой странице. Потом ее взгляд соскользнул на ремень, однако между ними как преграда возвышался стол. «Будь в жизни все проще, – подумала она, – я бы подошла к нему, расстегнула ширинку, поцеловала член и вернулась на свое место». Улыбнувшись своей фантазии, она с аппетитом принялась за сэндвич.