Мода и фашизм

Но это предельно вежливое поведение не отменяло факта оккупации. Почти сразу же был установлен специальный курс рейхсмарки по отношению к франку, который составлял 1 рейсхмарка = 20 франков. Курс был сознательно завышен, так как стоимость марки была в то время приблизительно равна 12 франкам. Подобное завышение привело к тому, что немцы тут же наводнили все французские магазины, где по дешевке скупали духи и женское белье – символы прошлого «парижского шика». В итоге немецкие офицеры стали покупать для своих жен фактически все, начиная от шелковых чулок и заканчивая изысканными моделями женской обуви. В итоге невостребованные в течение многих месяцев войны предметы роскоши оказались сметены с прилавков в считанные дни. Магазины на улице Фобур-Сент-Оноре сделали неплохой бизнес на немецких оккупантах. В предельно короткие сроки прилавки магазинов готовой женской одежды оказались пусты. Чтобы избежать ошибки в определении размера, многие немецкие офицеры показывали фото своих супруг. При этом французов поражало то, что немцы были готовы покупать почти все. Их потребительский голод был настолько велик, что парижские продавщицы в шутку стали звать офицеров вермахта «колорадскими жуками».

Кинотеатр «Нормандия», в котором идет немецкий фильм «Приключения барона Мюнхгаузена» («Сигнал», 1943 год)

Поначалу в Париже царило некоторое возвышенное настроение. Владельцев магазинов в первую очередь радовал тот факт, что немецкие офицеры платили наличными. Но когда они осознали, что их обманули при установлении курса валют, то начало зреть легкое недовольство. В итоге в магазинах начался неизбежный рост цен. Так, например, в магазине «Лансель» на проспекте де л’Опера стоимость замшевой сумочки выросла с 950 до 1700 франков. Этот факт дошел до нас, так как чиновники Парижской администрации обвинили хозяина магазина в спекуляции и оштрафовали. В итоге парижская полиция была вынуждена совершать регулярные рейды по магазинам в целях борьбы со «спекуляцией». Что касается самих парижан, то в те дни они исчезли как покупатели. Они не могли конкурировать с немцами. Им оставалось лишь с печалью наблюдать за необычайно быстрым ростом цен.

Летом 1940 года в Париж стали возвращаться первые беженцы, которые потеряли не только все свои гардеробы, но и большую часть личного имущества. Их единственной надеждой было желание вновь начать нормальную жизнь. Таковой была одна из школьных учительниц, которая в потрепанной шляпке 15 июля вернулась обратно на Монмартр. Первый же немец, попавшийся у нее на пути через площадь ду Терте (место весьма популярное у парижан), вызвал у нее слезы отчаяния. С негодованием она наблюдала, как немцы в окружении безвкусно одетых девиц толпились у воспетого Ренуаром кабаре «Мулен де ля Галлет». На второй день своего возвращения в Париж она направилась в обычный магазин, чтобы купить ботинки и что-нибудь из теплой одежды. К своему великому удивлению, учительница увидела полностью пустые полки. Оставшиеся в продаже ботинки были либо совсем старыми, либо на очень тонкой подошве. Чтобы найти подходящую пару, ей пришлось обойти восемь магазинов.

У каждого явления есть две стороны. В этом можно было убедиться на примере оккупированного Парижа. По приказу немецкого командования все памятники были извлечены из мешков с песком. Но их явление сопровождалось повсеместной установкой нацистской символики. Восстановилось транспортное движение, но на каждом углу стала слышаться немецкая речь.

Но в любом случае мир высокой моды стал приходить в себя после почти годовалой депрессии. Модельеры стали сплачиваться. Такой был вывод одной журнальной статьи, которая была опубликована в новом женском журнале «Пур Элль» («Для нее») в августе 1940 года. Барба, один из менеджеров Жана Пату, скончавшегося за несколько лет до начала Второй мировой войны, подчеркнул два момента, которые были, на его взгляд, наиболее существенными. С одной стороны, он полагал, что надо было отринуть прошлое, «убедить себя в том, что нельзя было построить будущего на руинах былого», а стало быть, надо было омолаживать французскую моду. Но с другой стороны, парижская мода должна была вернуть себе простоту и избежать иностранных влияний, которые разрушили бы ее всемирную репутацию как символа хорошего вкуса. Чтобы выжить в новых условиях, надо было приспосабливаться.