Сейчас эту историю принято называть апокрифом, мол, не было ни платья, ни домино. Да и как вообще мог гениальный беспорочный композитор вести себя так недостойно?! Мы испорчены XX веком. В XIX столетии к подобным шалостям относились проще, умели от души посмеяться и оценить удачную костюмную шутку. Тогда многие охотно переодевались. Постигали искусство травестии в детстве. На шумных рождественских маскарадах девочки вдруг становились маленькими лордами в бархатных штанишках, а мальчики носились по зале златокудрыми женственными эльфами. В закрытых мужских учебных заведениях, в том числе военных, переодевались во время выпускной вечеринки. У каждого она была своя, но сценарий почти не отличался. Юноши, радовавшиеся окончанию тоскливой учебы, устраивали торжественные похороны самых нелюбимых предметов. В кадетских корпусах это была геометрия и химия. В Морском кадетском корпусе — «Морской альманах», увесистый том, которым пользовались при решении ненавистных астрономических задач. Отпетых двоечников назначали в «хор плакальщиц», и некоторые, для большего соответствия, надевали сделанные из наволочек юбки и бабьи платки.
В Императорском училище правоведения, которое окончил Чайковский, тоже была травестийная традиция. В старшем выпускном классе воспитанники устраивали импровизированный театрик и разыгрывали сценки из комедий, русских и европейских. И мужские, и женские роли исполняли юноши-правоведы. На сохранившемся снимке видно, как превосходно, с большим вкусом они накрашены, безупречно одеты в полном соответствии с дамскими модами. На другом фото — правоведы в нарядах цыган и цыганок, последние не только в пестрых платьях, но и с округлыми бутафорскими грудями, которыми они, должно быть, убедительно трясли в порыве танца.
Воспитанники Императорского училища правоведения в образах цыган и цыганок.
Фотография 1900-х гг. Коллекция Ольги Хорошиловой
Возможно, травестийные дивертисменты устраивали правоведы еще в шестидесятые годы XIX века, ведь многие были склонны к театральной импровизации и переодеваниям. Петр Ильич, к примеру, удачно передразнивал балерин — и в стенах училища, и вне их. В парке он устраивал настоящие представления, порхал эдакой Тальони по импровизированной сцене и в перерывах между дивертисментами объяснял зрителям, чем техника одной этуали отличается от другой. Правоведы охотно подыгрывали — истово аплодировали. Неизвестно, однако, в каких именно костюмах выступал тогда Петр Ильич.
Зато прекрасно известно, что его одноклассник и друг Алексей Апухтин любил пошутить и однажды устроил живописное явление. Это было на Елагином острове, красивым теплым вечером. Солнце садилось, озаряя парк бледно-золотыми лучами, сизо-розовые облака медленно плыли по небу — словом, все как на сладчайших картинах романтиков. И вдруг нервное ржание, конский топот — приближается разодетая кавалькада. Молодые денди в английских сюртуках и облегающих рейтузах, а впереди — полноватая незнакомка в чудном платье-амазонке. Легкая вуалетка скрывает лицо, видна лишь ухмылка. Юноши и прекрасная амазонка несколько раз прогарцевали перед публикой, замершей в восторженном безмолвии. Потом остановились, дали себя рассмотреть. Кто-то из бомонда опознал в даме Апухтина. Петербургский пиит провел остаток красивого вечера в женском амплуа. Платье было ему к лицу. И ухмылка тоже.
Переодевались не только прожженные модники и декаденты, но и осанистые русские композиторы, любившие пошутить. В конце 1820-х Михаил Глинка, только начинавший свой путь к славе, участвовал в постановках кружка князя Голицына. И однажды исполнил роль Донны Анны в опере «Дон-Жуан» Моцарта. Пел контральто и шелестел по сцене в барочном платье — напудренный, напомаженный, при мушке, в белом парике. Произвел большой фурор, и сам изрядно повеселился.
Петр Ильич тоже был известным любителем шуток и маскарадного баловства. Закончивший училище правоведения, обожавший изображать балерин, друживший с великим травести Алексеем Апухтиным, он, конечно, мог себе позволить такую милую шалость — явиться на вечер в женском платье и накидке. Он не был еще звездой, тем вдохновенным, пугающе бронзовым мэтром, красиво сидящим на мраморном пьедестале и внимающим музыке сфер. Он хотел шалить, шутить, ему было около тридцати.
Другой необычный костюм Петр Ильич примерил 1 июня 1893 года в Кембридже во время помпезной университетской церемонии присвоения звания почетного доктора. «В 11½ часов мы собрались в особом помещении, — писал Чайковский, — где вся корпорация профессоров университета и начальствующих лиц присутствовала при нашем облачении в докторский костюм. Костюм состоит из белой мантии (шелковой), обшитой бархатом, и из черного бархатного берета».