Мода на чужих мужей

Пока лежали, притаившись, в корнях дерева, к Светлане за шиворот свитера кто-то заполз. Она заверещала громким шепотом, заворочалась и принялась с себя стаскивать все – сначала куртку, а потом свитер. И все брыкалась и отмахивалась, и хныкала, как маленькая перепуганная девочка. Встряхнули одежду, ничего не обнаружили, и…

Спокойно выдержать зрелище красивого женского тела, наполовину обнаженного, он не сумел. То ли вынужденное бездействие так его распалило, то ли Светлана показалась необычайно прекрасной на фоне грубых серых корневищ, но Супрунюк перестал себя контролировать.

Все это тоже специально было подстроено, да?

– Чертовщина какая-то! – фыркнул Стас и со злостью смел карандашный домик со стола на пол. – Так не бывает! Никто меня не принуждал…

Конечно, его никто не принуждал ни встречаться с ней, ни жениться на ней потом. И любить он не мог только потому, что ей так хотелось. Он просто любил ее и все! И совсем иначе любил, нежели Ольгу, к которой испытывал чувство чуть большее, чем дружеская привязанность.

Да, удобно ему с ней было, во всех отношениях удобно: всегда под рукой и на работе, и дома. Да, секс был потрясающий. Готовила она неплохо и ухаживала за ним как подобает. Красавицей опять же была, каких поискать. Но не млел он рядом с ней, убейте его! Не задыхался от нежности, не спешил никогда, когда в пуговицах и застежках ее запутывался.

А со Светкой все так и было. И страсть, и нежность, и любовь. Банально звучит, но так. И есть ли, в принципе, разница, каким путем он шел к своему счастью! Своим или проложенным умелой Светкиной рукой… Если это и вероломство с ее стороны, то весьма из благих побуждений – чтобы быть рядом с ним. И он за это ей только спасибо может сказать.

Ольга вот осталась в пострадавших, это, бесспорно, отравляло счастье. Но Стас уверен был на все сто, что совместная жизнь с ней продлилась бы еще совсем недолго, останься он и не уйди к Светлане.

– Милый, привет, – будто услышав его мысли на свой счет, просунула аккуратно причесанную головку из-за приоткрытой двери Светлана. – Как дела?

– Нормально. Привет, – буркнул он, хотя вовсе не собирался бурчать.

– Ты не занят? Можно к тебе? – попросилась Света.

Она всегда спрашивала разрешения. Никогда не смела комкать его рабочий день, с благоговейным трепетом относясь к делу его жизни. И уж, конечно, не могла, как Ольга, забраться к нему на стол с ногами, смахнуть с него бумаги и начать приставать к нему сразу после серьезного оперативного совещания, когда в приемной человек пять разноса ожидали.

– Конечно, Свет, можно. Чего ты? – улыбнулся Стас, но неожиданно вышло криво, снова не так, как хотелось.

Вот противные бабы, что за народ, а? Наверещали, насплетничали, а ему теперь и не хочется, а думается. И все вроде по нужным полкам разложил, все у него сошлось как надо, а все равно что-то теребит внутри неприязненное, и голос предательски садится, и улыбка не выходит.

Света осторожно, будто на цыпочках, – она всегда так ходила – подошла к его столу и уселась на Галкином стуле, который та, упорхнув, не успела задвинуть. Села, аккуратно разложила локоточки на столе, как отличница, и посмотрела на него с такой трогательной щенячьей доверчивостью, что у Стаса моментально стиснуло горло.

Ну чего он, в самом деле! Чего еще пытается в ней для себя узнать? Вот она перед ним, вся открытая, как на ладони. И душа, и тело, и сердце! Читай, – не хочу. Скажи он ей сейчас: прыгни из окна третьего этажа (а именно на третьем был его кабинет) – прыгнет, несомненно. Попроси достать молодильное яблочко, так семь пар железных сапог износит, а принесет. Она для него на все готова, Светка его – милый, славный воробышек…

– Татьяну уволил? – спросила она безо всякого выражения.

– Да не то чтобы… – Он досадливо поморщился, объясняться с женой насчет очередной секретарши жутко не хотелось. – Просто сказал, если не готова работать так, как мне надо, пускай пишет заявление.

– А она что? – заинтересовавшись, чуть улыбнулась Света, кончиками тонких пальцев пятная полированную поверхность стола для переговоров.

Была у нее такая привычка – тыкать кончиками пальцев по столу, будто она в тот момент невидимую клавиатуру нащупывала, намереваясь сыграть. Звуков, конечно же, из-под ее пальцев не рождалось, а вот пятнышки на полировке оставались. Причем не всякий раз Светлана про них помнила и вытирала.

Обычно он наблюдал за этим с интересом. Когда узнавал ее, даже пытался углядеть какой-то определенный алгоритм в ее движениях и даже на бумагу переносил и соединял хаотичными линиями. Все ждал непременного, невероятного открытия или умопомрачительных аккордов, если линии сложились бы в ноты.

У Супрунюка ничего не вышло. Ни открытий, ни нот, ни звуков, только пятна на мебели…

– А она пошла и написала заявление. И еще гадостей мне наговорила! – пожаловался Стас жене.

– Каких гадостей? – удивилась Света, хотя все давно знала из сбивчивых объяснений Татьяны, когда та рыдала у нее на плече.

– Да про Ольгу! – нехотя признался Стас. – Будто я ни с кем, кроме нее, сработаться не смогу.