Мода на чужих мужей

Началось все вчера с обеда. Вызвали на ковер, потребовали отчета по текучке и вдруг так некстати, как ему показалось, напомнили о почти забытом всеми деле с нападением на жену настырного Станислава Супрунюка. Не то чтобы Ростов крест на нем поставил, нет. Он помнил и о нападении, и о том, что человечек у него находится под подпиской, и о том, что пострадавшая странно молчит. И догадывался, почему молчит. Кого-то покрывала эта милая симпатичная женщина. Со следствием сотрудничать не собиралась, а значит, и заинтересованности в поимке преступника у нее не было никакой.

Поэтому Ростов как-то так успел спустить это дело на тормозах и…

А ему вот вчера взяли и напомнили. Не стесняясь в выражениях. Поставив под сомнение его профессионализм.

– Товарищ полковник, так дело гнилое, – начал оправдываться Ростов. – Там либо любовник напал, либо…

– Ты еще, мать его, на кофейной гуще погадай! – Полкан на него рявкнул так, что Ростов голову в плечи вжал, а тот сразу начал тыкать пальцем в стол и орал, орал. – Неделя сроку, Ростов! Неделя! Попробуй мне о результатах не доложить! Факты он, понимаешь, скрывать от меня будет…

Все понятно, тут же догадался Дмитрий Ростов. Валечка стуканула. По неосторожности либо бдительность оттачивала, но не просто так она на днях к нему на кофе зашла и все вопросы задавала про тот самый фоторобот, который они совместно с Супрунюком сотворили.

А он, если честно, про него и позабыть успел, сунув его куда-то в бумаги. И серьезно к нему не отнесся.

Нет, поначалу покорябало, помучило, а потом отпустило и забылось.

Почему? Да потому что не могла Ольга Николаевна Лаврентьева встречаться в ресторане с уголовником, имеющим такой послужной список, что с ним на одном гектаре стоять страшно. А тут вдруг обедать ей с ним приспичило! Врал этот самый ее бывший, врал и оговаривал, решил тогда Ростов, поразмыслив. И портретик убрал подальше, хотя запрос на всякий случай в места не столь отдаленные послал. Это чтобы узнать, там еще парень с портрета обретается или вышел по УДО.

И закрутился потом, завертелся. То одно дело, то другое. То прокуратура дергает, то… мать нервы треплет.

Мать в последнее время вовсе распустилась. Взяла моду навещать его вечерами! Только он ботинки скинет, на кухню пройдет и успеет воду для пельменей на газ поставить в старой алюминиевой кастрюльке, как звонок в дверь.

Мать! Да не одна, а с подругой! Маршрут вечерних прогулок у них, видите ли, в последний месяц стал пролегать через его микрорайон, скажите, пожалуйста! Входили, располагались в его комнате, требовали угощать их чаем. Все вроде бы в рамках приличия, с шутками и прибаутками, а его с души воротило от цепкого взгляда маминой подруги, которым она его мебель ощупывала. И от того, с каким милым перемигиванием они пытались как бы невзначай говорить о какой-то Леночке.

Сватают, догадался позавчера Ростов и едва не выгнал их взашей прямо тут же. Выдержал, хвала господу. Но матери потом таких чертей по телефону дал, что, думается, о прогулках через его квартиру она теперь надолго позабудет.

– Ну и рожа у тебя, Шарапов, – простонал Ростов, цапнув по зеркальному своему отражению пятерней. – Жениться бы тебе, да на ком?!

На обустройство личной жизни времени катастрофически не хватало. Работа, работа, снова работа, потом дежурства, потом редкий выходной, который хоть до сорока восьми часов растяни, все равно ни на что не хватит. И острая, хроническая усталость.

Времена, когда он бегал на свидания в ущерб сну, отводя на него по два-три часа в сутки, давно прошли. И теперь он то ли постарел, то ли обленился, но вечера предпочитал проводить на собственном диване, смолотив порцию не очень хорошо обжаренных котлет из упаковки. Случались, конечно, и у него свидания, но крайне редко и то все больше случайные. Беспорядочные, как любила язвить мать.

А может, пускай будет Леночка-то, подумал вдруг Ростов, обнаружив у себя с десяток новых морщин на лице. Пускай встречает его хорошим ужином, провожает сытным завтраком, щебечет о чем-нибудь, что-нибудь просит, машинку стиральную новую, к примеру, или шубу. А он будет таращиться в этот момент в ящик, слушать ее вполуха и не без тоски вспоминать свое одинокое житье-бытье, когда по выходным не надо было непременно ехать на дачу к теще, когда не волновал старый шкаф в комнате, а ковер под ногами и вовсе смотрелся вполне прилично и замены не требовал.

Нет! Ну ее, эту Леночку. Не хочется так. Не нравился ему этот заезженный маршрут семейного счастья, по которому безрадостно колесили его сослуживцы. Он не знал, как будет у него, но с чего-то верил, что совсем не так, как у них.

– Да и когда еще будет?! – заключил он безрадостно, шлепнув себя по небритым щекам.

Побриться все же стоило, потому что, невзирая на выходной, ему сегодня предстояло поработать.

Да, таким вот безапелляционным тоном вчера было заявлено начальством: хоть ночью, хоть в отпуске, хоть в выходной, но результатов добивайся.

Вот он и станет сегодня метаться по городу в поисках этих самых результатов, хотя в успех и верилось с трудом.