Наверное, он потому и молчал, что все это в глазах ее прочел, и ответа у него для нее не нашлось. Кругом же перед ней виноват, если разобраться! Во всем виноват!
Во второй раз он молчал чуть меньше, но все повторилось, как и в первый. Вошел, цветы на подоконник, стул в изголовье, локти в колени, подбородок на кулаки, и глаза в глаза.
– Прощения, я так понимаю, мне от тебя не дождаться, так ведь? – спросил он с необъяснимой какой-то злостью после молчаливого созерцания ее бинтов.
– В смысле?
Вопрос застал ее врасплох. Мог бы начать с погоды, и о здоровье не мешало бы справиться. Хотя, он ведь деловой человек, наверняка у врачей все узнал, чтобы время на лишнюю болтовню не тратить.
– Если я соберусь к тебе вернуться, ты меня не примешь, – не спросил, а просто констатировал с мстительным удовлетворением.
– А как же Света? – ну не могла она о ней не спросить. – Ты ее так же, как и меня, бросишь без предупреждения?
– А что, надо предупреждать заранее? – огрызнулся он, сощурив глаза. – За месяц, полгода, год? Дорогая, готовься, я через месяц тебя брошу! А потом, как перед выборами, листы в календаре отрывать, так, что ли?
– А что будет с ней? – настаивала Ольга.
Ей важно было услышать его ответ, очень важно. Он должен был, черт побери, если не начать просить прощения и валяться в ногах, то хотя бы признать свою ошибку! Назвать себя идиотом, козлом, в конце концов, что так подло поступил с ней, что заблуждался и все такое. Что Светку он не любит, а ее не переставал любить.
Но вместо этого Стас сказал:
– Она будет просто жить.
– А то, что ей будет очень больно, Стас, это в расчет не берется?!
Вот в этот момент ей захотелось ударить его. Впервые за все то время, что она страдала, оправдывая, ругая и снова оправдывая, ей захотелось его очень сильно ударить.
– Знаешь, Оля, любое мое решение причинит кому-нибудь боль. Если я останусь с ней, то тебе. Если вернусь к тебе, то ей. Но она сама виновата. Вся эта история…
– И потому теперь, когда она, с твоей точки зрения, достойна наказания, ты и решил ко мне вернуться! – закончила она за него. – Не любовь, нет, тебя гонит обратно! Не то, что ты безумно скучаешь по мне! А то, что Светка совершила нечто такое, с чем невозможно примириться, с чем потом будет очень трудно существовать. А трудно жить ты не умеешь, Стас! Только красиво и счастливо. И хорошо еще, чтобы для этого тебе не пришлось ничего делать. Хорошо бы, чтобы кто-то сотворил счастье за тебя… Уходи!
Он даже не попытался возмутиться или опровергнуть ее слова. Просто резко поднялся, забросив стул обратно под столик, и пошел к двери. Нет, все же решил последнее слово оставить за собой. Притормозил у порога.
– Я так и думал, Оль, что ты меня не простишь, – обронил совершенно без эмоций. – Это, наверное, сложно.
– Что?
– Прощать предательство, наверное, сложно? – нетерпеливо повторил он.
– Когда-нибудь и ты об этом узнаешь, милый. Но ты меня, кажется, совсем не так понял.
– А как я должен был тебя понять? – хмыкнул он недоверчиво.
– Мне кажется, что я… – Оля приподнялась, свесила ноги с кровати, подумала, рассматривая Стаса так, будто видела впервые. – Мне кажется, что я не люблю тебя больше, Стас!
– Врешь, – не поверил он. – Ты просто пытаешься сейчас отомстить мне. Не стоило напрягаться, дорогая, поверь, мне и так тяжело.
– Я не вру! – Она, недоуменно моргая, рассмеялась, настолько легко ей стало после собственного открытия, сделанного только что. – Я не люблю тебя больше! И мне… мне хорошо от этого!..
Он пришел еще один – надо полагать, последний – раз, сегодня вечером. Завтра ее выписывали.
Без цветов, без обязательного галстука, в расстегнутой почти до пупка рубахе. От него сильно пахло алкоголем. Он не взял стула, а сел прямо на пол, подперев дверь спиной, будто она могла убежать от него, не выслушав. А он ведь говорить пришел.
Или каяться? Или жаловаться?
Ольге совсем не хотелось его видеть именно сегодня. День не задался, Ростов вообще не появился, даже не позвонил ни разу. И вообще никто не звонил, и на ее звонки не отвечал, будто сговорились все. Даже Галка вдруг оказалась вне зоны, хотя до этого они раз по пять на дню созванивались.
И тут нелегкая Стаса принесла!
– Оля-а-а… – со странным сипением протянул он и рассмеялся негромко. – А ты ведь была права! Ты снова оказалась права, дорогая!!!
Она не помогла ему вопросом: а в чем, дорогой, в чем? Она просто молчала, с недоумением его рассматривая. Таким расхристанно-подавленным она его никогда не видела. Он шагал по жизни победителем, таким же и от нее ушел. И тут вдруг…
– Это очень больно, когда тебя предают, дорогая! – выпалил вдруг Стас и захныкал. – Сука! Маленькая грязная сучка!!! Как она могла сломать мне жизнь, а, Олька? Как она могла сломать жизнь тебе, мне, а?! Это ведь она, она во всем виновата! Я бы сам никогда тебя… Прости! Понимаю, поздно. И этот следователь… А что у тебя с ним, Оль, лавстори, да?
– Не твое дело, – оборвала она.