Мода в саване. Спрячь меня

Разобрать подпись не представлялось возможным. Вэл молча положила на стол письмо и взяла прилагавшиеся к нему листки с вензелем какого-то клуба, испещренные почерком образца 1890 года.

Милая тетя Эмили!

Боюсь, что мое письмо будет для Вас совершенно незаслуженным ударом, но мы с Кеннетом считаем своим долгом оповестить Вас о последних слухах. Вчера во время бриджа миссис Феллоус — ее муж, по-моему, родом из Норфолка — заговорила о бедняжке Вэл. Разумеется, я слушала ее, не проронив ни слова. Дочь Эми Феллоус играет в театре (как Вам известно, милая тетя, в наше время этим порой занимаются вполне достойные представители молодежи), и, когда речь зашла о смерти Рэймонда Рэмиллиса (Вы, конечно, читали о ней в газетах; все случилось совершенно неожиданно), миссис Феллоус сообщила нам нечто невероятное. По ее словам, леди Рэмиллис, она же актриса Джорджия Уэллс, в присутствии нескольких человек сказала дочери Эми Феллоус — и это совершенно невероятно, — что ее муж внезапно скончался после того, как принял таблетку аспирина, которую леди Рэмиллис попросила у Вэл для себя. Что самое ужасное, она намекнула, что Вэл и эта Джорджия ранее повздорили из-за какого-то мужчины, чье имя я не расслышала, хотя за столом упоминалось несколько мужских имен. Разумеется, все это ложь. Мы с Кеннетом ни на миг не поверили всей этой чуши. Но я сочла своим долгом написать Вам, потому что таким слухам нельзя позволять ходить в обществе. Все только об этом и говорят. Я знаю, Вэл — очень умная девушка и, возможно, довольно сумасбродная. Уверена, что если она поймет, какую боль причиняет Вам своим поведением, то будет вести себя осторожнее. Простите, что сообщаю Вам такие дурные вести, но мы с Кеннетом решили, что лучше рассказать Вам все начистоту.

Ваш прелестный сад сейчас наверняка в самом цвету. Как Вы, должно быть, им наслаждаетесь!

С любовью, милая тетя,

Ваша

Дороти Фелпс

Вэл брезгливо уронила письмо.

— Чудовищная старуха, — сказала она. — Прекрасно ее помню. Что ж, это многое объясняет.

— Что объясняет? — требовательно спросила тетя Марта.

— Разные факты.

Вэл прошлась по комнате и остановилась, глядя в западное окно, в котором сверкало вечернее солнце.

— Видимо, Джорджия кому-то это сообщила, — заметила тетя Марта.

— Разумеется, — устало произнесла Вэл. — Она сообщила это всем, с кем успела переговорить за последние две недели, то есть доброй сотне человек. Вы же знаете Джорджию. Она не имеет в виду ничего такого и не думает, будто я хотела ее отравить. Ей нравится эта история, просто она не понимает, что все это может значить. Она вообще ни о чем не думает, делает то, что ей хочется.

— Это опасно, дорогая моя.

— В самом деле? — горько спросила Вэл. — Было вскрытие. Рэмиллиса уже похоронили. Все в порядке. Что ж мне теперь в суд на нее подать?

— Можно и в суд.

— Можно. Но маловероятно. Даже если бы она не была одной из важнейших наших клиенток, каково мне было бы признаться в том, что я слышала, будто так влюблена в Алана Делла, что попыталась отравить ту, которую он предпочел мне?

Несколько мгновений леди Папендейк молчала.

— Как это гадко со стороны Джорджии! — неожиданно воскликнула она после затянувшейся паузы. — И что мне написать Эмили?