Модель для сборки 20 лет: Юбилейная книга

А вот дальше было сложней. В отдалении бродили еще фигуры, но подманить их не удавалось, а стрелять наугад Степан Михайлович не соглашался – не то патроны берег, не то боялся зацепить кого-нибудь живого.

– Выходим, – объявил старик и, опустив ствол ружья, взял со стола керосиновую лампу.

Под дождь он вышел первый, не оглядываясь на остальных, не дожидаясь их, и зашагал по направлению к небольшой группе мертвецов, расположившихся возле убитого и истерзанного доцента. Сколько там собралось покойников, понять было трудно: сортир догорал, а падающий из окон электрический свет мешался с плотной, сыплющейся с неба моросью и кроме нее ничего не освещал.

– Давайте быстрей! – крикнул Иван, спрыгивая с крыльца и глядя, как старик широко и быстро шагает, держа ружье в одной руке и лампу в другой. Он, кажется, что-то задумал, но почему он так небрежно держит двустволку? Что он станет делать, если все покойники разом встанут и двинутся на него? – ну, выстрелит он дважды, но перезарядить ружье вряд ли уже успеет, разве только убежит в безопасное место. Но куда? На веранду не вернешься – Вовка и Димка уже готовятся запереть дверь, а через окно старику туда не так просто будет забраться – слишком высоко.

– Что он делает? – спросил Коля Карнаухов, поравнявшись с Иваном. Но ответа не получил. Из кустов слева, хрипя разорванным горлом, вывалилась рослая фигура. Коля сразу опознал предводителя всей этой банды – нос у покойника был свернут набок, а вокруг опухших глаз, будто кляксы на промокашке, расплылись неровные круги.

– Вот и свиделись, – сказал старому знакомому Коля и со всей дури саданул по голове мертвяка самодельной палицей.

Тракторные шестерни смяли череп, словно он из папье-маше был сделан. Ноги покойника подломились, и он повалился вперед, загребая воздух скрюченными руками. Коля ударил еще раз, уже не так сильно, подскочивший Иван добавил похожей на секиру лопатой, а тут и Серега с туристическим топориком подоспел.

В этот самый момент Степан Михайлович разглядел, где лежит, поблескивая в траве, электрический фонарик, и решил, что дальше идти не стоит. Скрутив пробку с керосиновой лампы, он плавно размахнулся и швырнул ее в собравшихся на тропе покойников. Стеклянная колба разбилась, горючая жидкость плеснула на спины тесно сплотившихся мертвецов, на их одежду, растеклась по земле. Огонь занялся лениво, но Степан Михайлович вытянул из кармана плаща еще дома приготовленную резиновую клизму, зубами сдернул с ее носика самодельный колпачок и, отвернув лицо, пустил на поднимающихся, поворачивающихся мертвяков тонкую мощную струю бензина.

– Фонарик подберите! – крикнул он, не оглядываясь.

Бросив резиновую грушу словно гранату, он вскинул ружье и саданул крупной дробью в приближающегося покойника, ноги и живот которого были охвачены огнем. Вот теперь Степан Михайлович хорошо видел, в кого и куда он стреляет. Теперь света было достаточно.

Он разнес голову еще одному покойнику и, пятясь, стал перезаряжать двустволку. Подоспевшие Серега и Коля прикрывали его, пикой и палицей отпихивая горящих мертвецов. Иван, как самый ловкий и подготовленный, обежал неповоротливых противников и подхватил фонарик – тот почему-то оказался выключен, видимо, кнопка отщелкнулась при ударе о землю.

Грянули очередные выстрелы – два тела свалились на землю, задергались в конвульсиях. Последнего оставшегося на тропе мертвяка забили осмелевшие Коля и Серега – они буквально вмесили его в грязь. Иван в расправу не вмешивался; он, убедившись, что фонарик исправен, теперь пытался его отчистить. Оттирая стекло мокрой ладонью, он не обратил внимания на шевеление в огненной луже. Опасность он почуял, только когда страшная обожженная фигура, лишь отдаленно напоминающая человека, на четвереньках выбралась из огня. Иван шарахнулся в сторону, повернулся быстро и остолбенел – на него полз изуродованный Борис Борисович, доцент кафедры промышленной автоматизации, руководитель группы. Его пропитавшаяся грязью и керосином борода продолжала гореть; обваренная кожа на лице вспухала волдырями. У него не было одного уха, правый глаз заплыл кровью, а изжеванная левая щека висела, будто лоскут гнилой мешковины. Борис Борисыч был обезображен, искалечен, обожжен. Но, возможно, он был еще жив.

Иван попятился, выставив перед собой отточенную лопату и не решаясь пустить ее в ход.

Он должен был убедиться, что имеет дело с мертвецом.

Но как?

Как?!

Борис Борисыч потянулся к нему скрюченной рукой без двух пальцев, захрипел жутко. И Ивана вдруг осенило.