Модель по вызову

Я уже пришла в себя, расправила плечи и нацепила на губы безликую улыбочку «кинодива на красной дорожке». Момент слабости позади.

— Какая такая?

— Слова ласкового не скажешь...

Вопросительно вскинула брови. Удивил! Оказывается, и Упырю нужны нежности... Тело заныло от желания к нему прикоснуться, а из горла рвалась правда: «Юра, Юрочка, мне нравится с тобой смеяться, есть, гулять, купаться, обмениваться колкостями и, конечно, же е**ться. В постели ты настоящий бог. И несмотря на свой маленький опыт, я точно знаю, что такого любовника у меня больше никогда не будет. Твоя властность до чертиков заводит, я киплю от возмущения и теку последней сукой. Меня бесит, а иногда наоборот смешит твое непробиваемое показное хамство. А от твоей ласки… я всегда таю, готова что угодно сделать ради кусочка нежности. Я люблю твое мощное тело, твои волшебные руки, твердые губы, чертей, пляшущих в карих глазах. Обожаю твою бритую башку. И временами мне кажется, что и тебя я тоже люблю...» Слезы снова затуманили глаза, проглотила стоящий в горле ком и растянула губы в кривой улыбке. Графиня Устюгова сдохнет, но не скажет ничего подобного!

— Вы хотите ласковых слов от меня? Да сколько угодно, Юрий Николаевич! Все включено в стоимость.

Обняла богатырские плечи, приникла к пышущему жаром телу и проникновенно прошептала в упыревское ушко.

— Твоя лысина сияет, словно солнце!

Даже на цыпочки привстала, чтобы поцеловать Юрика в бритый череп. Кабинка для переодевания взорвалась заразительным хохотом.

— Светик, ты нечто!

— Ты тоже бываешь ничего...

Снова чмокнул в нос.

— Еще желаете ласковых слов, господин Упырь? — деланно улыбнулась я.

Нарываюсь! Ох, нарываюсь...

— Нет, вполне достаточно. Боюсь от твоих ласковых слов, принцесска, выть захочется. Синее платье и белье можешь оставить себе… Это подарок.

«Прощальный подарок», — подумалось мне, и предательские слезы снова заполонили глаза.

— А в черном поедешь в пятницу к клиенту…

Вздрогнула. Показалось, или Упырь помрачнел? Видно, нелегко ему меня продавать… Видимо, он тоже что-то чувствует… как минимум страсть.

— Спасибо, Юрий Николаевич! Вы очень щедрый мужчина.

ГЛАВА 17

Бутылка стукнула о стакан — дребезжащий звук резанул по нервам… Я засмеялся, но собственный смех отозвался гудящим эхом в голове и сменился противной мелодией. Где-то я уже слышал эту мелодию… Черт, кажется, так поет звонок моей квартиры. Кого это нелегкая принесла?! Но открывать не стал, перебьются, никого не хочу видеть... Опрокинул в себя еще одну стопку. Коньяк огненной струйкой приятно обжог пищевод. А мелодия продолжала терзать мой бедный мозг. Какого хрена?! Кому я понадобился так срочно?! Даже напиться спокойно не дадут… В дверь звонить перестали, но теперь заиграл, распиливая последние трезвые извилины, мобильный. Еще налил коньяка, потом все-таки глянул на экран телефона. Любимая сестренка беспокоится, как бы я не наделал каких-нибудь глупостей. Ну конечно, кто еще припрется нежданно-негаданно! На фиг ее! Не хочу никого видеть! Всех на фиг, все пофиг… напиться и забыться, попытаться утопить в алкоголе этот непонятный, постоянно зудящий, ежеминутно болящий ком в грудине. Чувствую себя, словно меня самосвал переехал, все болит.

Лениво закусил нарубленной большими кусками колбаской.

Принцесска, случись ей увидеть мой сегодняшний стол, скривила бы брезгливую гримасу. У нее врожденная способность делать все красиво и эстетично. Седьмая вода на киселе аристократка, как-никак! Даже сосет, блядь, эстетично! Даже в слезах, слюнях и сперме красивая!

— Юра, ты что, пьешь?!

На пороге кухни стояла моя старшая сестричка и недовольно хмурила тонко выщипанные бровки.

— Мля… никакой личной жизни! Ты и мертвого достанешь! Зря я тебе ключи дал от своей квартиры.

— Юра, ты же спортсмен и никогда не увлекался алкоголем!

— А сегодня решил выпить, — равнодушно пожал я плечами.

Ирка зорким взглядом строгой старшей сестры оглядела мою холостяцкую закусь: топорно покромсанную колбасу, хлеб (благо он изначально продавался нарезанный) и маслины, которые я даже не удосужился вынуть из банки, только жидкость слил.

— Да ты уже вторую бутылку коньяка в себя вливаешь!

Глазастая! Усмотрела пустую тару под столом...

— Ага... И что? Будешь меня отчитывать?! Может, ремнем по попе пройдешься, чтобы слушался?.. Ты ведь старшая сестрёнка, БЛЯДЬ! — последнее слово выделил.

Ирка болезненно скривилась.

— Зачем ты так, Юра? Какая ни на есть… но все-таки сестра... Даже больше — мать. И я старалась тебя вырастить, дать тебе что-нибудь, то же высшее образование... Не хотела, чтобы ты чувствовал себя никому не нужным на этом свете. А ведь могла просто в детдом сдать и жить в свое удовольствие.

Затуманенному алкоголем сознанию, пусть запоздало, но стало стыдно. Ирка меня любит, сама поднимала... Мать померла, когда я еще под стол пешком ходил, и ноги сестренка расставляла не только ради сытой жизни, но и во многом потому, чтобы меня, дурака, вырастить. Я ей до гробовой доски должен...

— Иришь, прости…

Она села рядом со мной и обняла за плечи.